Наверное, отец говорил так детям, когда те просились на улицу погулять. Однако теперь речь шла о спасении их жизни.
– Заканчивается, – заявила Труус и бросила взгляд в окно. – К счастью для всех нас, солнце действительно село, молодой человек.
«Избавив меня от необходимости сыграть роль Бога», – мысленно добавила она.
Мальчик с сомнением посмотрел на нее и тут же перевел взгляд в начало прохода, на людей в форме.
Труус громко добавила, уже не столько для детей, сколько для пограничников:
– В соседнем вагоне едут принцессы. Кто знает, может быть, эти два господина попросят нас с вами пройти к ним, чтобы они могли решить, ехать вам дальше в Нидерланды или нет. Так что идите и вымойте руки. – Не давая одуматься пограничникам, которые с недоумением смотрели вслед удаляющимся детям, Труус продолжила: – Эти дети следуют в Амстердам. Их ждут в еврейской больнице.
– Мадам…
– Ваши имена, пожалуйста, – сказала она таким тоном, будто сама была пограничником, а они – пассажирами; пока те называли ей свои имена, она вынула из сумочки блокнотик и ручку. – Сегодня суббота, господа, – продолжила она, повторив для большего эффекта имена обоих. – В Гааге все закрыто, так что вы не сможете справиться о нас ни сегодня, ни завтра, в воскресенье. Но будьте уверены, если сейчас нам придется побеспокоить их высочеств, господин Тенкинк из министерства юстиции будет об этом знать уже в понедельник утром. – Она сняла желтые перчатки и уже всерьез взялась за перо. – А теперь продиктуйте мне ваши фамилии.
Пограничники отступили, пропуская детей на их места, после чего поклонились, извинились за причиненное беспокойство и ушли. Дверь вагона уже закрывалась за ними, когда Труус принялась расчесывать гребнем кудри старшего мальчика, надеясь, что это получается у нее так же нежно, как у его матери.
Блумсбери, Англия
Хелен Бентвич заправила в пишущую машинку новую закладку – чистые листы, переложенные копиркой, – и продолжила печатать. Машинистка она была еще та, но Элли, помощницу, пришлось отослать домой: оказалось, что в три часа утра толку от нее совсем мало, в том числе за пишущей машинкой. Хорошо, что она хотя бы догадалась попросить Элли разложить для нее бумагу перед уходом. Подготовка нужного числа стопок по четыре страницы в каждой, переложенных тремя листами копирки, оказалась делом утомительным и нудным, зато делать его можно было хоть во сне.
– Пора, Хелен! – произнес Норман, но Хелен все же вздрогнула.
Много часов она слышала лишь тюканье клавиш по бумаге да иногда бой часов где-то вдалеке – может быть, это звонил Биг-Бен.
За окном чернота лондонской ночи сменялась привычной серостью зимнего утра.
Повесив на ручку двери чехол с костюмом, Норман подошел к Хелен и так нежно провел пальцами по ее волосам, что ей немедленно захотелось закрыть глаза и уснуть. И тут же она нажала не на ту клавишу – то ли из-за мужа, который ее отвлек, то ли потому, что просто была паршивой машинисткой. Но перепечатывать страницу целиком было уже некогда, пришлось просто зачеркнуть опечатку.
– Внешний вид важен, – сказал Норман.
Закончив страницу, Хелен вытянула из каретки листы, разложила их по стопкам, использованную копирку скомкала и бросила в корзину для бумаг. Последняя копия почти не читалась, но исправлять это было некогда. Хелен вставила в машинку следующую порцию бумаги.
– Я ведь не машинистка, Норман. И вообще, содержание важнее, чем то, как оно выглядит на бумаге.
– Я о том, как выглядишь ты, а не эта бумага, – возразил Норман.
Хелен, изо всей силы ударяя по клавишам, заглавными буквами выбила на чистой странице название: «ДВИЖЕНИЕ В ЗАЩИТУ ДЕТЕЙ ГЕРМАНИИ».
Затем встала и, перевернув все четыре стопки уже отпечатанных листов лицевой стороной вверх, добавила к каждой страницу заголовка.
– Деннис будет ждать нас там. Ты уже договорился о летних лагерях? – спросила она, снимая пиджак с плечиков, которые протянул ей муж.
– Блузку сменить не хочешь? – поинтересовался он.
Подняв со стола прозрачный шар с чертовым колесом внутри, Хелен перевернула его: медленное кружение снежинок за стеклом подействовало, как всегда, успокаивающе, и она снова поставила игрушку на стол, за которым писала когда-то еще ее бабушка. Вот кем ей никогда не стать, так это бабушкой.
– Норман, я много чего хочу, – ответила она, – было бы время.
– Я все же думаю, Хелен, что тебе лучше выступить самой. Виконт Сэмюэль считает так же.
Она улыбнулась и чмокнула его в щеку:
– Милый, как мне жаль, что кабинет склонен доверять мнению женщин куда меньше, чем ты или мой дядя.
Выровняв каждую стопку плана так, что их углы совпали идеально, Хелен разложила их по папкам.
– Все равно это твои слова, кто бы их ни произнес, – сказал Норман.
Ее руки скользнули в рукава свежего костюма.
– А вот об этом тебе лучше молчать, – предостерегла она мужа, – если ты и впрямь желаешь нашему делу успеха.
Проницательная женщина
Когда Хелен Бентвич вошла в столовую в доме Ротшильда, сидевшие за столом мужчины встали: перед ней был исполнительный комитет Центрального британского фонда.
– Норман, мы оставили тебе место во главе стола, – сказал Деннис Коэн.
Он помогал Хелен сформулировать основные пункты плана, но, в отличие от нее и Элли, всю прошлую ночь печатавших текст, Коэн спал. Впрочем, так даже лучше: когда рядом не было мужчин, Хелен быстрее справлялась с любым делом, ведь ей не приходилось отвлекаться на обсуждение их идей, которые сплошь и рядом никакого особого обсуждения не заслуживали.
Ротшильд попросил Саймона Маркса пересесть подальше, чтобы освободить для Хелен место рядом с мужем, и не успела она возразить, как наследник империи «Маркс и Спенсер» вскочил и отодвинул для нее стул.
Хелен заняла предложенное ей место, мужчины тоже сели, и Норман, не теряя времени, начал:
– Вашему вниманию будет предложен план, с которым мы уже познакомили премьер-министра Чемберлена. Его суть состоит в том, чтобы спасти детей Рейха, привезя их сюда, для чего от правительства не потребуется ничего, кроме предоставления этим детям въездных виз в Британию.
Хелен до сих пор не пришла в себя от удивления, что премьер-министр вообще согласился на эту встречу. Когда министры, входившие в состав комитета по внешней политике, встретились для обсуждения помощи жертвам недавней ночи насилия в Германии, решение, к которому они пришли, можно было выразить так: «от жилетки вам рукава». Министр иностранных дел Галифакс выразил опасение, что любой ответ подтолкнет Британию к войне с Германией, премьер-министр Чемберлен тут же поддакнул, что Британия не в том положении и припугнуть Германию ей нечем. Так, по крайней мере, слышала Хелен от Нормана, который слышал это от Ротшильда, а тот, в свою очередь, от кого-то из членов правительства. Позже вопрос вынесли на обсуждение в парламенте, и Хелен наблюдала прения с галереи. Когда в палате начались пререкания, слово взял полковник Веджвуд и обратился к пэрам с такими словами: «Мы уже пять лет обсуждаем тему беженцев. Не пора ли правительству оказать хотя бы какую-то помощь жертвам насилия в Германии с целью демонстрации отношения общества к этой теме?» – на что член парламента Лэнсбери ответил: «Разве мы не Великая Британия? Неужели нам так трудно объявить миру, что мы возьмем этих людей под свое крыло и найдем им место, где они смогут начать жизнь сначала?» Но граф Винтон на пару с министром внутренних дел продолжали твердить об опасности раздувания антисемитских настроений в Британии, и премьер Чемберлен поддержал их, указав, что даже голландцы принимают лишь тех беженцев, которые в состоянии подтвердить свою способность и желание проследовать из их страны дальше.
