– И если бы в «Техасской резне бензопилой» за ним кто-нибудь решил погнаться, то это наверняка была бы Джой.
При этом ей захотелось бы отпилить ему не только ноги.
Он несколько мгновений молчит.
– Идти в этот поход меня никто не заставлял. Я сам решил. Надеялся, что…
Он вдруг умолкает и качает головой, из его груди вырывается тихий стон.
– На что? – допытываюсь я. – На что ты надеялся?
Он застывает в нерешительности.
– Скажи, ты по нам когда-нибудь скучаешь?
Его слова будто бьют меня под ребра. Удивительно, что я от них не падаю со стула.
Мне хочется закричать: «ДА!» А еще мне просто хочется кричать. Сколько ночей я пролежала без сна, рыдая по Леннону? Причина нашего разрыва была не во мне. Шоу под названием «Зори и Леннон» динамично двигалось вперед до того идиотского танца на вечере выпускников, а его финал можно в общих чертах обрисовать четырьмя пунктами. Можете мне поверить. Я тысячу раз перечисляла их в своем ежедневнике.
Пункт первый. Гуляя поздно вечером в последнюю неделю летних каникул, мы с Ленноном случайно целуемся. И перед тем, как спросить, как поцелуй может быть случайным, позвольте мне лишь подтвердить, что так бывает. Смех и схватка по поводу книги могут привести к самым неожиданным результатам. Пункт второй. Мы решаем провести Великий Эксперимент, вплетая в наши обычные отношения страстные поцелуи, причем никому ничего не говорим на тот случай, если из этого ничего не получится, чтобы иметь возможность сохранить дружбу, а заодно оградить себя от сплетен и вмешательства родителей. По сути, даже одного родителя – моего отца, всегда ненавидевшего Макензи. Пункт третий. Несколько недель спустя, с учетом того, что эксперимент, судя по всему, идет успешно, мы соглашаемся отказаться от тайной неплатонической дружбы и впервые появиться на публике на вечере выпускников как парень и девушка. Пункт четвертый. Он ничего не объяснил. Не назвал причину. Не отвечал на мои сообщения. Несколько дней не ходил в школу. Вот так все и закончилось. Годы дружбы. Недели чего-то большего, чем дружба. Все исчезло без следа.
Это он положил всему конец.
Его потерю я переживала почти так же, как смерть родной мамы, это стало самым страшным испытанием из всех, через которые мне пришлось пройти. И что… что он хочет от меня теперь? Что ему в действительности от меня надо?
Пытаясь ответить, я несколько раз запинаюсь, открываю и тут же закрываю рот, не зная толком, что сказать, и в итоге веду себя как полная дура.
– Я…
К нам подходит неунывающий официант, в руках у него поднос с кофе в термокружках. Пока он перебрасывается с нами парой фраз, мы с Ленноном берем напиток. Я благодарна ему за появление, хотя оно и не дает мне достаточно времени, чтобы сформулировать ответ на вопрос Леннона.
Ну конечно же скучаю. Если ты в течение целого ряда лет испытываешь к человеку привязанность, то не можешь просто взять его и бросить. Такого рода чувства не исчезают по команде. Поверьте мне, я пыталась. Но к нашей старой дружбе примешиваются другие, не менее сильные чувства. По крайней мере, с моей стороны. И от этого все только усложняется и запутывается.
Мне нравится все, в чем есть какой-то смысл. И нравится, когда ситуация развивается по понятному сценарию. Нравятся проблемы, имеющие решение. Но вот о Ленноне ничего этого сказать больше нельзя. Но как ему об этом сказать, чтобы не повторить то, что случилось на вечере выпускников? Я не могу. Вот так. Однажды мое сердце уже было разбито. Проходить через это еще раз я больше не хочу.
И все же…
Надежда – страшная вещь.
– Ладно, не парься, – произносит он и встает. – Мне не надо было ничего говорить.
– Стой! – говорю я ему, вскакивая, чтобы его остановить, когда он пытается уйти.
Он молниеносно поворачивается ко мне, и мы самым неожиданным образом оказываемся ближе, чем мне того хотелось бы.
Из моей груди вырывается тяжкий вздох, взор устремлен куда-то в пространство.
– Ты… не мог бы сходить со мной в магазин в главном корпусе и помочь купить эту защищенную от медведей штуковину для хранения продуктов?
Пауза затягивается, мой пульс устремляется вперед в бешеном ритме. Я через рукав куртки чешу руку.
– Хорошо, – наконец говорит он, и я облегченно вздыхаю.
Хорошо, мысленно повторяю я.
Если я не могу получить то, что хочу, то, может, нам удастся найти способ вернуться назад, когда все было намного проще. Когда мы были просто друзьями.
В конечном счете я делаю в магазине несколько покупок: медвежий сейф, карманный фильтр для воды и мультитул с крохотной лопаточкой. Леннон говорит, что он понадобится мне копать ямки для костра и «кошачьи норы». Что такое «кошачьи норы», я толком не знаю, но предчувствие в отношении их у меня не очень хорошее.
Обратный путь в лагерь в основном проходит в молчании, но совсем уж неловким его назвать все же нельзя. Все еще холодно, однако солнце уже выжигает туман, и день, если верить Леннону, обещает выдаться славным. Я слишком зациклилась на нашем разговоре за завтраком, чтобы воспользоваться вайфаем.
Когда мы по дуге входим в лагерь, Леннон говорит:
– Стой.
Я смотрю по направлению его взгляда и тут же вижу проблему: Кэнди и рейнджер, с которым мы столкнулись накануне вечером, шагают по ступеням, ведущим в палатку девочек. Но потом поворачивают, направляются на север и уходят в противоположном направлении. Мы дожидаемся, когда они исчезают за деревьями, и идем дальше.
– Как думаешь, с чего бы это? – спрашиваю я.
– Не знаю, но хорошего, как мне кажется, мало. Вот, послушай.
И в этот момент я слышу Рейган. Она злится, ее сиплый голос разносится по всему лагерю. Мы бежим к палатке, влетаем внутрь и оказываемся в эпицентре скандала.
– Нет, я не буду успокаиваться, – говорит Рейган Саммер. – Ты хоть понимаешь, какие у меня будут проблемы, когда обо всем узнает мама?
Поскольку Кендрик с Бреттом ничего не предпринимают, Леннон встает между девочками:
– Что, черт возьми, происходит?
– Все пропало, – отвечает Рейган, отходит от Саммер, падает на диван и обхватывает руками голову, – вот что происходит.
– Они нашли вино, – уточняет Кендрик, пока Бретт расхаживает за диваном. – Нас отсюда вышвырнут.
– Я думал, ты вчера вечером за ним сходил, – говорю я Бретту.
У того на лице отражается мука. Вместо ответа он стонет и бьет кулаком по пристенному столику:
– Это просто смешно. Свое вино они получили обратно. Никакого ущерба не понесли, проблем больше нет. Не понимаю, зачем поступать с нами так жестоко.
– Затем, что ты отлил на юрту, – орет ему Рейган. Э-э-э… что?
