— Ты понимаешь, что потеряешь, если нарушишь наше соглашение? — натянуто спросил Габриэль.
— Я давно потеряла наше семейное поместье, — судорожно выдохнула Фрэнки. — Я потеряла его в тот день, когда умерли мои мама и брат. Пришло время поселиться там кому‑то другому. Кто наполнит этот дом любовью, радостью и счастьем. Мы с тобой не такая пара. И никогда не были.
— Все это кажется довольно неожиданным. Особенно после прошлой ночи.
Он скользнул взглядом по ее телу, словно мысленно раздевал ее, что обычно делал, когда занимался с ней любовью с такой неудержимой страстью.
— Неужели обязательно говорить такие обидные вещи? — Фрэнки решила, что лучше злиться, чем разреветься у него на глазах и пережить унижение.
— Я считаю вполне разумным спросить, почему ты вдруг решила отказаться от нашей сделки. Ты не думаешь, что это нечестно?
— Габриэль, жизнь несправедлива. Уж кому, как не тебе, знать это. Надеюсь, мое решение не навредит твоей сделке. И не огорчит твою сестру.
— Тебе не все равно? — холодно спросил он. — Можно подумать, что ты планировала это с самого начала.
— Если ты на самом деле считаешь меня такой, тогда мне точно лучше уйти. — С этими словами она сняла с левой руки два кольца и положила их на комод. — Завтра утром я уеду в Лондон. Надеюсь, ты не против, что я останусь тут еще на одну ночь? В отдельной комнате, конечно же.
— Конечно, — повторил Габриэль, и его губы скривились в насмешливой улыбке.
А потом он развернулся и вышел из комнаты, оставив ее одну среди обломков разбившихся надежд.
У Габриэля не хватило сил смотреть, как уезжала Фрэнки на следующее утро. Он провел ночь без сна, разрываясь между желанием шантажом заставить ее остаться и потребностью отгородиться от чувств, которые не мог определить, и уж тем более управиться с ними. Ее решение огорчило его, но это не значило, что он чувствовал себя опустошенным или разбитым. Он никогда не переживал настолько глубоких эмоций. Не позволял себе переживать их. Чтобы избежать потерь, когда ставший близким человек надумает уйти из его жизни.
Когда Габриэль увидел Фрэнки с тем тестом на беременность, ему показалось, что он на всей скорости врезался в стену. Он вернулся домой, потому что забыл кошелек, и тут такое. Ему не хотелось думать о том, что он ощутил бы, окажись результат теста положительным. Разве мало ему было хлопот с сестрой?
Его чуть не хватил сердечный приступ, когда он обнаружил Карли наверху с упаковкой снотворного. Отцовство значило бы то же самое — страшиться, что не окажешься рядом со своим ребенком, когда он нуждается в тебе больше всего. Быть не в состоянии уберечь его от опасности. Оказаться недостаточно хорошим.
Нет, лучше даже не начинать.
* * *
Прошло несколько недель. Фрэнки остановилась в одной из лондонских гостиниц, подыскивая себе подходящее жилье. На работу вернуться не получилось, потому что она попросила отпуск на год, и на ее место уже пригласили другого человека.
Дни тянулись бесконечно медленно, и дождливо‑слякотное начало зимы еще больше ухудшало ее настроение. Фрэнки сидела в кафе и с болью в сердце смотрела на влюбленные пары, которые, держась за руки, спешили под зонтами по своим делам. Или сидели за соседними столиками и смотрели друг на друга так, словно в мире никого больше не существовало.
Фрэнки приходила сюда каждый день, что было своеобразным самоистязанием, но она ничего не могла поделать с собой. Она наказывала себя за то, что была недостаточно хорошей для Габриэля, недостаточно идеальной, чтобы подобрать ключ к его сердцу. Может, следовало признаться ему в своих чувствах. Сказать, что она любит его.
Только какой в этом смысл? Ведь ее чувства не были взаимными, и он видел в ней всего лишь винтик в машине его приносящей многомиллионные прибыли компании. И воспользовался ею, чтобы избавиться от всего, что представляло собой его скандальное происхождение. Конечно, он поступил очень благородно, когда спас ее от финансовой катастрофы, но он делал это ради ее отца, не ради нее самой. Габриэль слишком стыдился своего прошлого, чтобы открыть свое сердце Фрэнки или кому‑то другому. И он с такой легкостью отпустил ее. Словно она была гостем, который злоупотребил гостеприимством хозяина дома.
А она так жаждала его любви.
Габриэль вернулся домой после очередного бессмысленного рабочего дня и обнаружил в гостиной Карли, развалившуюся на диване с коробкой пиццы. Она еще не знала о том, что он расстался с Фрэнки, потому что ему не хотелось говорить об этом. Слышать эти слова, видеть их написанными было бы слишком невыносимо.
Габриэль все еще привыкал к тишине. К пустоте. К одиночеству. Возвращаясь с работы, он бродил по вилле, теперь напоминавшей ему закрытый на выходной день музей с портретами на стенах и мраморными статуями, смотревшими на него с осуждением и упреком. «Как ты мог отпустить ее?» Воздух, казалось, звенел от их недовольства и разочарования, которые испытывал сам Габриэль.
Разочарования и его старого друга стыда.
— Где Фрэнки? — спросила Карли.
Он взглянул на нее и прошел мимо на кухню, чтобы налить себе чего‑нибудь покрепче.
— Не спрашивай.
Она уронила кусок пиццы, словно та внезапно обожгла ей пальцы.
— Хочешь сказать… она бросила тебя? — На ее лице отразилось такое потрясение, что он испытал извращенное желание поздравить себя с удавшейся ролью любящего мужа. Он оказался таким убедительным, что готов был поверить в это сам.
— Ага. И это все, что я могу тебе сказать, так что не надо…
— Но это же безумие. — Карли вскочила с дивана и приблизилась к Габриэлю. — Почему ты дал ей уйти?
Действительно. Почему? Без нее он чувствовал себя таким несчастным. Не мог сосредоточиться на работе и на всем остальном. Не мог ни есть, ни спать. Стал похож на зомби с зияющей пустотой внутри, которую ничто не могло заполнить. Служащие его офиса грозились уволиться из‑за его ставшего несносным характера.
— Послушай, я не хочу говорить об этом.
— Зато я хочу, — скрестив руки на груди, возразила сестра. — Габриэль, она создана для тебя. Ты сам знаешь. Я поняла это, стоило мне увидеть ее.
— А я думал, ты вела себя грубо с ней, когда вы познакомились.
— Что с того? — пожала плечами Карли. — Речь не об этом. А о том, что она любит тебя. Она сама мне сказала.
— Она притворялась. Мы оба притворялись. Я расплатился с долгами ее отца в обмен на то, чтобы она стала моей женой на год и я мог заключить одну очень важную сделку.
— Что? — не поверила своим ушам Карли.
— Да, звучит немного безумно, — скривился Габриэль.
— Она не притворялась. И ты тоже. Ты просто слеп или чертовски упрям, чтобы признать это.
