Я закричала:
— Никола!
Он все еще был подлецом и придурком, но, похоже, его тоже обманули. И сейчас он явно пытался исправить, что натворил. А теперь лежит неподвижно под деревом.
— Ах ты урод! — заорала я и стала дергаться изо всех оставшихся сил.
— Прекрати! — пригрозил Нолан, — ты своими воплями сбиваешь магический поток.
— Да? Урод! Гад! Предатель! Помогите-е!
Сама возможность помешать Нолану — уже возможность, и я не могла ею не воспользоваться.
Нужно было как-то сообщить в Ардэн, что со мной случилось. Хотя бы просто просигналить. Но как, если у меня связаны руки пропитанной дрянью, магия не доступна? Ник без сознания, а здесь непроглядная глушь.
Идея, пришедшая в голову, показалась безумной. Даже учитывая обстановку, это выглядело слишком нереальным. Но других вариантов нет. Если Нолан тянет из меня магию, значит, мы с ним связаны, по крайней мере, в данный момент. И обнаружить его — значит обнаружить меня.
…Расслабиться и сосредоточиться…
…Расслабиться…
…Сосредоточиться…
Делать это на последнем издыхании оказалось тяжелее, чем тащить пятикилограммовую посылку, но я старалась, как могла. Мой дар заблокирован зельем, но он течет в Нолана, а он свободен от веревки.
…Расслабление течет в него… сосредоточение течет в него…
Через какое-то время стало казаться, что появился знакомый холодок, правда не во мне, а как-то снаружи. Будто я вижу и чувствую себя со стороны. Кажется, Нолан это тоже ощутил.
— Какого… тут происходит?! — зло выплюнул он, и я физически ощутила его бешенство от того, что кто-то смеет врываться в его ритуал.
Это правильный момент.
Другого шанса не будет.
Сейчас или никогда.
Кажется, я разлетелась на части, взорвалась миллионами осколков. Было не больно, просто странно и очень легко. Хотя обжигающий зеленый свет пытался ворваться в меня и пронзить насквозь. Я слышала душераздирающий вопль, наверное, Нолана. Но чем сильнее я разлеталась, тем дальше становился вопль.
Очень быстро мелькнула смазанная картинка, где успела различить мужчину с хищным строгим лицом за большим письменным столом в кабинете. То, как он подскочил и куда-то побежал. Потом еще одного — черноволосого брюнета.
Какие-то крики, вспышки, что-то жутко гремело и содрогалось.
А потом меня накрыло блаженное ничто.
Наверное, именно так выглядит смерть. Во всяком случае, мне так казалось в тот момент. Бесконечное единение со всем миром. И покой.
Кажется, я всюду и нигде. Будто я часть чего-то необъятного, настолько огромного, что человеческий ум не в состоянии это охватить, как песчинка не может охватить бесконечность океана.
И я просто есть в этом невероятном состоянии.
А потом что-то случилось.
Рывок…
Толчок…
Какое-то шипение…
А следующую секунду навалилась тяжесть, плотная и осязаемая. Я не сразу поняла, что это вес моего тела, а когда дошло — прорезался слух.
Голоса звучали далеко и вязко, как в киселе.
— Приходит в себя…
— Невероятно…
— Я же говорил…
— Не сейчас, профессор…
Теперь я уже чувствовала себя. По-настоящему. И больше не парила в бесконечном пространстве и времени.
Свет показался ослепительно ярким и острым, когда открыла глаза, и не сразу смогла сфокусировать взгляд. Только спустя минуту яркие пятна стали темнеть, обретая форму, и, в конце концов, смогла определить — это комната, в ней трое.
— Открыла глаза, — констатировал знакомый уверенный голос.
— Я же говорил, — произнесла вторая фигура, темная, с низким голосом, — этот концентратор великолепная вещь. А вы не давали его применить.
Кажется, я знаю обоих.
Чья-то мягкая ладонь легла мне на лоб, голос, на этот раз женский, констатировал:
— Жара нет, зрачки нормальные, кожные покровы в порядке. Она фантастически быстро идет на поправку.
Проморгавшись, я наконец увидела над собой лекаршу, ту самую, которая вливала мне в рот жабью слизь, ректора и профессора Глома. Ректор остался неподвижен, только немного улыбнулся, зато Алфеус Глом приблизился и се на край кровати.
— Мисс Хор, как вы себя чувствуете? Вы меня слышите? Вы здесь? — спросил он.
Я попыталась сеть, но тяжелые ладони профессора придавили мои плечи к кровати.
— Нет, — добавил он, — вставать пока рано.
По небольшому головокружению я и сама почувствовала, что вставать рано.
— Что случилось? — спросила я, голос получился хриплый и слабый.
Профессор оглянулся на ректора.
— Она говорит, — сказал он так, будто мне только что удалось какое-то сложное заклинание.
Я зажмурилась, и снова открыла глаза.
— Конечно говорю, — снова произнесла я хрипло. — Пить…
Ректор щелкнул пальцами, с тумбочки рядом поднялся графин и прямо в воздухе наполнил стакан. Затем стакан подлетел ко мне.
Я пила с такой жадностью, что профессор и ректор смотрели с недоумением. Но у меня во рту такая Сахара, что совершенно плевать, как сейчас выгляжу. Потребовалось три стакана, чтобы утолить мою жажду. Только после этого я все-таки села, несмотря на возражения профессора.
— Как вы? — снова спросил он.
— Нормально, — призналась я. Это действительно так, если не считать легкой слабости. — Что произошло? Как я тут оказалась? Где Ник? И… Нолан?
При воспоминании о сопровождающем внутри меня что-то тревожно дернулось, а перед глазами пронеслись картины в лесу, алтарь, зеленый свет глаз… Это, наверное, я никогда не забуду.
Ректор и профессор переглянулись.
— Давайте начну я, — сказал Мариус Люкс, и стул с высокой спинкой подтянулся к нему, ректор сел и продолжил: — То, что произошло, полнейшая дикость и чудо.
— Как вы меня нашли? — перебила я его и закусила губу — перебивать ректора Люкса никто никогда не смел.
Он сделал вид, что не заметил, наверное, потому что я только очнулась.
— Вот это как раз и есть чудо, — сказал он.
— Чудо? — не поняла я.
Ректор кивнул и продолжил рассказ.
— Я работала над свитками у себя в кабинете. Как перед глазами вспыхнуло зеленое. На несколько секунд я в прямом смысле лишился зрения. Когда оно вернулось, перед глазами возникла странная картина: лес, алтарь, на нем девушка, слишком напоминающая одну ценную студентку.
Я слушала с раскрытым ртом.
