Я вышла на дорогу и свернула вправо. Ноги сами собой понесли меня по тропинке, которую мы с Рори прозвали между собой Ежевичной тропой. Слезы туманили глаза, в ушах продолжал звенеть заливистый смех Орландо. Неужели он специально хотел унизить меня? То есть ему доставляло удовольствие, что он наглядно продемонстрировал мне, что я происхожу из грязи? Что его так называемое аристократическое происхождение ставит его гораздо выше меня? И почему все эти англичане буквально зациклены на своих классовых предрассудках?
– Тот факт, что они завоевали полмира и создали империю, что у них есть королевская семья, еще ничего не значит, – сказала я сама себе. – Все люди равны, независимо от их происхождения. – Я громко шикнула на сороку, которая, вывернув свою голову, уставилась на меня в некотором недоумении. Птица немного поморгала с ошарашенным видом и улетела прочь. – Во всяком случае, у нас, в Швейцарии, это так. И для Па Солта происхождение никогда не имело никакого значения. Я знаю это наверняка. Тогда почему?..
Спотыкаясь, я двинулась дальше. В эту минуту я ненавидела саму себя. Ненавидела за свое отчаянное желание принадлежать к какой-то настоящей семье, помимо Сиси и той поистине сюрреалистической семейки, которую Па Солт собрал у себя в Атлантисе. И сотворил для своих голубок, собранных со всего света, такой же неправдоподобный сказочный мир, не имеющий ничего общего с реальной жизнью. А я хочу иметь свой собственный мир, который принадлежит только мне одной.
Я вышла на поле и плюхнулась на первый же подвернувшийся на пути пенек, обхватила голову руками и залилась слезами. Выплакавшись вдоволь, я кое-как вытерла глаза. Успокойся, Стар. Возьми себя в руки. Слезами горю не поможешь.
– Привет, Стар. С вами все в порядке?
Я повернулась и увидела Мышь. Он стоял в двух шагах от меня.
– Да, все нормально.
– Но вид у вас отнюдь не бодрый. Хотите чашечку чая?
Я лишь молча пожала плечами в ответ, словно несговорчивый и упрямый подросток.
– Я только что вскипятил чайник. – Он махнул рукой куда-то назад, и до меня вдруг дошло, что, сама того не ведая, я очутилась на поле, которое вплотную примыкало к Домашней ферме.
– Простите, – пробормотала я виновато.
– За что?
– Я шла куда глаза глядят, даже не обращая внимания, куда иду.
– Ну, и какие проблемы? Так вы все же будете пить чай или нет?
– Мне надо домой. У меня еще посуда не помыта.
– Не говорите ерунды. – Мышь подошел ко мне, твердой рукой подхватил под локоть и довольно бесцеремонно потащил меня к дому. Когда мы вошли в кухню, он столь же решительно буквально пригвоздил меня к стулу. – Сидите! Сейчас я подам вам чай. С молоком и три кусочка сахара, если я не ошибаюсь?
– Да. Спасибо.
– Вот!
Передо мной появилась чашка с горячим чаем. Я сидела, не поднимая глаз и тупо разглядывая древесные узоры на старой столешнице из сосны. Мне было слышно, что Мышь уселся за стол напротив меня.
– Вас всю трясет.
– На улице холодно.
– Да, похолодало.
В комнате повисло затяжное молчание. Я отхлебнула из своей чашки.
– Вы даже не хотите спросить у меня, что случилось? – воскликнула я с некоторым вызовом в голосе, снова напомнив самой себе капризного и неуправляемого подростка.
– Вам самой решать.
Обхватив кружку обеими руками, я вдруг ощутила, как тепло стало проникать по замерзшим жилам в кровь. Да и на самой кухне было неожиданно тепло. По всей вероятности, с того раза, как я побывала здесь в последний раз, хозяин сумел восполнить запасы топлива.
– Теперь я точно знаю, почему мой отец отправил меня в книжный магазин «Артур Морстон Букс», – сказала я, немного помолчав.
– Хорошо. Вы довольны?
– Сама не знаю, – я вытерла тыльной стороной ладони нос, на кончике которого повисла капля, готовая вот-вот сорваться и упасть прямо в чашку с чаем.
– Когда вы впервые появились у Орландо в его магазине и рассказали ему свою историю, он немедленно перезвонил мне.
– Вот как? Великолепно! – воскликнула я немного натянутым тоном. В этот момент я в равной степени ненавидела обоих братьев, которые, оказывается, перемывали мне косточки у меня за спиной.
– Стар, прекратите, пожалуйста, ерничать. Мы ведь на тот момент не знали, кто вы и откуда. Поэтому вполне естественно, что Орландо рассказал мне о вас. Разве вы не делитесь со своей сестрой?
– Да, но это же…
– Но это же что? Уверяю вас, вопреки всему тому, что вы тут слышали и видели в последнее время, мы с Орландо всегда были очень близки. Мы же братья, в конце концов. И какие бы размолвки между нами ни происходили, остаемся братьями, всегда готовыми прийти на помощь друг другу.
– Конечно, родная кровь, что ни говори. Это вам не водица какая-нибудь, так ведь? – уныло обронила я, снова с отчаянием подумав о том, что на сегодняшний день я не знаю ни одного человека, в жилах которого текла бы та же кровь, что и у меня.
– Я понимаю ваш сарказм. И ваши растрепанные на данный момент чувства мне тоже вполне понятны. Кстати, я всегда знал, что это именно Орландо забрал из дома дневники Флоры.
– Я тоже знаю это.
Наши взгляды встретились, и мы даже обменялись неким подобием понимающих улыбок.
– У меня такое чувство, что все мы немного заигрались друг с другом. Вот я, к примеру, надеялся, что вы поможете мне отыскать утраченные дневники, которые он прячет где-то у себя. Я даже знаю, зачем он это сделал.
– А я вот узнала об этом только вчера вечером. Раньше я думала, что он поступил так, потому что вы его страшно разозлили с этой вашей идеей продать магазин. Но оказалось, он просто хотел защитить вас.
– Ну, и кем же он вас считает?
– Пусть он вам сам все скажет. Он же ваш брат.
– Как вы, наверное, заметили, он со мной сейчас не разговаривает.
– Ничего страшного. Заговорит. Он уже вас простил. – Я поднялась из-за стола, почувствовав вдруг страшную усталость от всех этих разговоров. – Мне надо идти.
– Стар, пожалуйста!
Я решительным шагом направилась к дверям, но едва взялась за ручку, как он тоже схватил меня за руку.
– Подождите! Мне действительно искренне жаль.
Я яростно затрясла головой. Говорить я не могла.
– Я понимаю, что вы сейчас чувствуете.
– Нет, вы ничего не понимаете! – процедила я сквозь зубы.
– Понимаю и еще как понимаю. Вы думаете, что все мы воспользовались вами. Что вы, как и Флора, стали пешкой в чужой игре. В игре, правила которой вам не известны.
А ведь, пожалуй, лучше мою нынешнюю ситуацию и не опишешь. Смахнув слезы, опять навернувшиеся на глаза, я откашлялась.
