То ли уд на мостках его задел, то ли Кузькина мать показалась страшной карой, но Стоян безропотно вручил мне швабру и молча удалился куда-то вглубь зала. Я прищурилась ему вслед и тихо, только для самой себя, профырчала пару самых любимых матерных слов.
Никогда не думала, что мыть полы в шубе так неудобно. В том смысле, что будь у меня такая шуба в моей прежней жизни, я бы её, конечно, не снимала, но чёрт возьми! Как же это неудобно! Поэтому уже на втором ряду кроватей я просто сбросила меха с плеч куда-то на шконку и продолжила энергично наяривать шваброй, стараясь чаще макать раздолбанную мочалку в бадью с мутной, почти не мыльной водой. Управилась я быстро — моё любимое кафе было больше этого зала, а за два года я наблатыкалась с полами настолько, что мыть их стало просто детской игрой. Попутно собрала все валяющиеся на полу кровавые тряпки в подобие передника, которое сделала из собственного платья, подвязав его по краям, а, когда закончила, пошла искать монаха, чтобы узнать, где можно всё это дело прокипятить.
Опомнилась только, когда Прошка с Фенечкой, уже чуть не плача, попытались увести меня из этой богадельни. Огляделась. Все невесты давно испарились вместе с Макарией, в зале стало гораздо теплее, а изо всех углов на меня пялились непонимающие больные и монахи. Что ж, похоже, я сделала тут всё, что могла.
А чего это я смущаюсь? У меня же камень внушения есть! Вручив швабру монаху, я постаралась взглянуть ему прямо в глаза и сказала:
— Теперь так должно быть всегда. Это прокипятить… проварить в кипящей воде. И дать всем больным нормальную еду. Я проверю.
С лёгким поклоном божий человек ретировался, а я гордо повернулась и пошла к выходу, приняв на плечи шубу. Нет, вообще беспредел какой-то. Вот стану княгиней — быстро наведу порядок.
Глава 15. Я на воду ворожу – о тебе хочу узнать…
— Прошка, мне нужны карты.
Девчонка посмотрела на меня, как будто я попросила зелёного дракона с фиолетовыми глазами. Фенечка только руками развела, поглаживая вернувшегося Куся по голове. Я вздохнула:
— Ну, неужели у вас не изобрели карты?
— Карту нарисованную? Можно поискать… У дружинников есть али у возницы, можа…
— Не карту местности, Параскева, а игральные карты, блин. На чём вы гадаете?
— А ты гадать собралась, боярышня?
Её подозрительные тон и взгляд чуть охладили меня. Да уж. Догадалась однажды… Хотя, может, этот раз перенесёт меня обратно в мой мир? Эх, было бы неплохо… Но, судя по всему, тут нужно зеркало и Богданушка с другой стороны. Ладно. Карты мимо. На чём можно погадать? Не на косточках же… И не на воске, это вроде как только в Крещенье и в бане практикуют. Я вздохнула, хмурясь.
Хотелось погадать. Конечно, я не верила во всю эту ерунду раньше, но ведь очутилась же здесь! Впору поверить. И в самый раз узнать, как оно там будет дальше… Стояна держаться или всё же попробовать выиграть состязание? Стать княгиней… Поменять все их чёртовы порядки раз и навсегда… Тем более, что на кону отличный большой и толстый член! По словам Филомены, которой шепнула служанка, которой по секрету рассказал дружинник…
Блин!
Что делать как жить?
Фенечка вдруг потянулась ко мне, указала на каплю, выпавшую из-под рубахи. Что? Что с камнем не так? Девочка жестом пояснила, что нужно снять амулет. Я повиновалась. Фенечка широко улыбнулась, показав щербатый рот, и замерла с вытянутой рукой, чуть покачивая кистью, будто что-то крутила. Я непонимающе смотрела на неё, на камень, а потом меня осенило. Маятник!
Когда мне было лет десять, мы с подружкой делали его из иголки с ниткой, подвешивали в пальцах и задавали вопросы, на которые можно было ответить «да» или «нет». Если маятник вращался по часовой стрелке — значит, ответ положительный. Против — отрицательный. Если замирал без движения — значит, надо переспросить по-другому.
Ну что же! Поехали! Я вытянула руку с зажатым в пальцах шнурком и мысленно спросила у капли: «Стану ли я княгиней?» Впилась взглядом в камень. Тот принялся медленно раскачиваться, а потом и описывать круги. Широкие такие, красивые. По часовой стрелке. Отлично. Теперь второй вопрос: «Выйду ли я замуж за Стояна?» Сняла с капли энергию ладонью и снова пустила свободно. А на этот вопрос получила ответ «нет». Закономерно. Последний раз гадаем. Самый важный вопрос… «Пересплю ли я с послушником?»
Капля заколебалась, задрожала на шнурке, потом робко начала движение по кругу. Да! Да-да-да! Ух ты! Аж воодушевление нашло какое-то! А ведь сомневалась — идти утречком на мостки или бросить всю эту затею… Вон как всё оборачивается. Подняв взгляд на девчонок, усмехнулась. Они смотрели на меня выжидающе, потом Прошка не выдержала:
— Ну, боярышня, чё там нагадалося? Спросила, пройдёшь ли испытания али как?
— Спросила! И пройду.
— Вона как! Такой камень врать не станет, — с уважением протянула Прошка. — Значицо, оставаться нам в Белокаменной. Видала, Фенька? Буде наша боярышня править княжеством, а мы при ней в тепле и сытости заживём. Коли нас не прогонит…
— Куда ж я без вас, — расчувствовавшись, я притянула к себе Фенечку, погладила ластящегося Куся, улыбнулась Прошке. И подумала с внезапной тоской, что уже забыла о доме, родителях, Матвее…
— Боярышня, а пойдём вечеряти, — предложила Прошка, смахнув слезинку умиления. — Я узнавала — стряпуха щец обещала запарить! Я б сейчас щец покушала…
— Пошли, бездонный желудок! — засмеялась я. — Кусь, если принесешь мне ещё один камешек с прогулки, я буду очень рада!
Кото-совёнок широко раскрыл клюв и пронзительно пискнул, на что я, испугавшись шума, ответила шиканьем:
— Только молча!
В столовой царствовала Светлана. Сидела она уже на срединном месте, как хозяйка, а по обе стороны расположились близняшки. Теперь их было проще различить: Глафира цвела и пахла, а Лукерья красовалась бледным лицом и синими кругами под глазами. Филомена вяло ковырялась в куске хлеба и время от времени глотала из кружки травяной настой. Брюнетка расположилась в торце стола, подальше от троицы, и явно ждала меня, потому что подняла руку и громко сказала:
— Евдокия! Садись рядышком, похлебай щей!
— С удовольствием, — улыбнулась я, присаживаясь. — Как ты? Как испытание? Я отвлеклась и не видела.
Филомена махнула рукой, приложившись к кружке, и ответила тихонько:
— Просто ужас какой-то… Все эти бедные нищие, с болячками… Я выпачкала своим завтраком кровать одной женщины… У неё были такие ранки на груди… Ох, прости, как вспомню…
Она снова опасно побледнела, и я поспешила перевести разговор в другое русло:
— Как ты думаешь, что мы будем делать завтра?
— Я это даже знаю, — слабо улыбнулась она. — Макария сказала, что утром нас перевезут в княжие палаты, а там начнутся хозяйственные испытания. Спаси её Господь! Больше ничего страшного не будет.
