— Давайте, я вам помогу, — подошла ближе я. — Говорите, где держаться.
Коляска была не тяжёлой, скорее громоздкой, и вместе мы справились за пару секунд.
— Спасибо, — выдохнула соседка. — Скорее бы уже лето, хоть в слинге ребёнка носить. Меня Лена зовут, я из шестьдесят третьей.
— Женя, — я пожала протянутую руку. — Из пятьдесят пятой. Приятно познакомиться.
Лена улыбнулась открыто, приветливо. Я подумала, что раньше, погруженная в постоянное, томительное ожидание Алика, в свои переживания, даже не обращала внимания на тех, с кем живу рядом. А теперь Саша вот, Лена…
Лена вкатила коляску в лифт и посторонилась. Я собиралась подняться по лестнице, но Лена приглашающе указала на свободное пространство рядом с коляской, и я вошла в лифт. Он загудел поднимаясь. Коляска была повернута так, что я заглядывала прямо в неё. Из неё раздалось кряхтение.
— Проснулся, — улыбнулась соседка. — Семка.
Откинула полог. Внутри, в кульке меха лежал ребёнок. Естественно да, не гирю же в коляске возить? А я вот удивилась. Малыш кряхтел и ерзал, пытаясь освободиться из плена тёплой одежды, щечки его покраснели, рот недовольно сморщился. «Так вот они какие, младенцы», — подумала я, доселе совершенно ими не интересовавшаяся.
Про Семку я благополучно забыла. Но на следующее утро, когда я только налила и собралась выпить первую за утро чашку чая, уже почистила себе мандарин, он сам о себе напомнил. Робко, коротко прозвенел звонок. Я уже по нему поняла, человеку, беспокоящему меня в такую рань, неловко, Эльза бы звонила минуты три, ещё и дверь пнула.
— Привет, — растерянно поздоровалась я, увидев на пороге Лену.
В её глазах беспокойство, в руках — Сема. Он был завернут в одно лишь одеяльце и казался меньше в размерах, чем вчера.
— Женя, прости…меня вызвали на работу. Я в декретном, да, но там форс-мажор, требуют всех, я не могу отказать, я такую работу больше не найду.
— И? — спросила, уже понимая к чему все это.
— Ты не могла бы взять Сему на час? Уже едет моя мама, но она с другого конца города пока доберётся…а мне уже лететь нужно.
— Ну, хорошо…
Я приняла извивающийся кулек, инструкции и сумку со всем, что Семе за час могло пригодиться. Сумка была внушительной, наверняка, Сема очень проблемный товарищ. Проблемы начались сразу, как только захлопнулась дверь за Леной. Сема ерзал и норовил выпасть из рук. Я расстелила на полу одеяло и положила ребёнка в центр — отсюда он точно никуда не упадёт. Кулек закряхтел, заерзал, развернулся и Сема предстал передо мной, во всем великолепии своих шести килограмм. Забарахтал ручками-ножками с невозможной скоростью, открыл рот и заплакал. Громко, очень громко.
— Женька, дура, на что ты подписалась, — прошептала я, смотря на багрового от натуги ребёнка, имея ввиду и то, что согласилась нянчиться с дитем, которого вчера увидела первый раз в жизни, и свою беременность.
Ребёнок кричал. Порой даже визжал истерично. Я носила его на руках, совала ему бутылочку, прыгала с ним, пела. Он не сдавался. Я залезла в гугл, пытаясь понять, отчего ребёнок кричит не переставая, уже двадцать минут, и начиталась такого, что волосы встали дыбом. Появилось стойкое желание вызвать скорую, гугл просто кричал, что малыш страдает сотней страшных болезней разом.
— Если ты не заткнешься сейчас же, я вызову врачей! А они делают уколы! — громко сказала я, чувствуя себя дурой.
Как ни странно, ребёнок прислушался. Посмотрел на меня внимательно, вытянул губы трубочкой и сказал что-то, очень похожее на агу. А я додумалась позвонить маме.
— Мама, привет. Если ребёнок кричит и кричит, что с ним делать?
— Привет, Женя, — удивилась она. — Чей ребёнок?
— Соседки.
— А сколько ему?
— Не знаю, но весит на вскидку килограмм шесть.
— Попробуй поменять подгузник. Может он покакал. Но умоляю, только не мой его, ещё выронишь. Оботри влажными салфетками. Покорми, попробуй укачать и не паникуй.
— Окей, — отозвалась я. — Спасибо.
Боже, они ведь какают ещё! Я вернулась к ребёнку, который вновь надрывался в плаче. Стянула с него синие в корабликах ползунки, Сема задрыгал ножками с удвоенной силой. Расстегнула подгузник, так и есть — накакал негодник. Поморщившись отправилась за влажными салфетками. Когда вернулась увидела, что он поменял место дислокации, отталкиваясь ножками, и теперь вымазан был и он сам и одеяло.
— За что мне это!
Выбросив испорченный подгузник, я принялась обтирать ребёнка салфетками и удивилась — это не было противно, хотя я и морщилась порой на автомате. Очистив кожу, я разрешила ребёнку принимать воздушную ванну, благо в квартире было тепло. Если честно, я просто не умела одевать подгузники. Когда явилась бабушка Семки, он спал, напившись из бутылочки молока, согнув ручки и ножки в синих ползунках, одетых на голую попу, и немножко пах какашками. Но в таком виде ребёнок даже вызывал умиление. Что бы то ни было, передав ребёнка с рук на руки бабушке, я вздохнула с облегчением. Потом, немного поразмышляв, запоздало ударилась в панику.
Какой мне ребёнок! Мне скоро тридцать, а я даже на руках его держать не умею! Я не знаю, как его успокоить, не умею одевать подгузники, не знаю, чего он хочет, когда кричит! На свой живот я стала смотреть, как на бомбу замедленного действия, а на дату в конце сентября, помеченную в календаре красной галочкой — как на день страшного суда. Я боялась. Мне не на кого опереться, я одна, я даже маме о своей беременности до сих пор не рассказала… Да, мама любит меня, но она так бесконечно далека в своей тщательно сберегаемой благополучности. Будь моя воля, я бы ей вовсе не говорила о своём интересном положении. Но боюсь, это сделать все же придётся. И желательно раньше сентября.
Тем временем настал очередной час икс — день УЗИ. Моя беременность плавно подкатилась к двенадцатой неделе. К этому дню я уже настолько себя накрутила своими страхами, что была почти уверена, что в моём животе двойня. Два орущих Семки разом, только представьте себе! Мною буквально владела паника. Я боялась этого настолько, что остальные проблемы померкли и потеряли свою актуальность, а о мужчинах я не думала вовсе, даже не вспоминала. Снились мне теперь младенцы, мои младенцы. Конечно, статьи в интернете убеждали, что в этом вопросе не маленькую роль играет наследственность, а в моём роду двойни отродясь не было, но вдруг у меня гиперактивные яйцеклетки? В общем я шла на УЗИ и трепетала от волнения с страхов.
— Папа ребёнка будет присутствовать? — спросила медсестра.
— Нет, только мама, — мило улыбнулась я.
Расположилась на кушетке, застеленной одноразовой пеленкой, оголила свой все ещё плоский живот. На него выдавили ледяного геля, я вздрогнула. К тому моменту я уже почти тряслась от ужаса.
— Мамочка, не волнуйтесь так, — укоризненно произнёс врач.
