– Отец…
Худой, изможденный, с морщинистым лицом старик не пошевелился.
Мысленно попросив прощения у Аллаха, Руслан подобрал камешек, бросил в отца. Камешек попал по ноге…
– Отец! Да’й
[70].
Отец пошевелился. Начал оглядываться…
Руслан негромко постучал палкой по забору.
– Отец!
– Руслан!
Отец направился к нему, опираясь на палку.
– Отец, нет! Нет!
– Ты ранен?
– Нет! Иди в дом! Открой дверь, я приду!
– Здесь никого нет.
– Только Аллах знает это наверняка. Иди…
* * *
В доме – Руслан набросился на нехитрую еду, которую выставил на стол отец. У него был остаток мясного ингушского пирога, который ему дали с собой на свадьбе дальних родственников. Тагир Хучбаров был беден: он не воровал и честно работал, он не гнал водку, не бадяжил бензин – и потому его дом был одним из самых бедных в поселке. Здесь была единственная комната – стол, стул, окно, печь и все.
Перед тем, как есть – Руслан задернул занавеску наглухо. Отец – с тревогой наблюдал за его действиями.
– С тобой все в порядке?
– Хвала Аллаху! – Руслан набивал пирогом рот, ел торопливо и жадно.
– При чем тут Аллах… – с горечью сказал отец
Руслан глянул на него, но ничего не сказал и продолжил есть.
– Как твой сын?
Руслан недоуменно глянул на него
– Ты о чем, отец?
– О твоем сыне. Ты не забыл о том, что он есть?
У Руслана была женщина в Чечне. Вдова – таких там было много. Он подумал, что речь идет о ней.
– Нет, не забыл.
Руслан, не прекращая жевать – достал откуда-то из-за пазухи пачку денег. Положил на стол.
– Трать осторожно…
Отец не прикоснулся к деньгам.
– Ты чего?
– На этих деньгах – кровь.
Руслан покачал головой
– Они честные. За работу.
– Кем ты работаешь?
Руслан ничего не ответил.
– На этих деньгах – кровь. Кровь Башира.
Руслан ощерился
– Я знаю. Братья сказали… Отомщу.
– У тебя нет братьев. У тебя есть брат. Точнее – был.
Руслан перестал жевать.
– Что ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты вышел из леса.
Руслан отрицательно покачал головой
– Юхлоарджо. Позор.
– Этот позор, я возьму на себя. Вернись… можно договориться обо всем.
– Позор…
Руслан Хучбаров, живший на взводе – даже за стеной уловил осторожные шаги. Они шли его путем – через огороды…
Ничего не сказав – он бросился бежать, резко подорвался с места, как зверь. Зазвенело стекло. На улице – остановившаяся, перекрывшая дорогу неприметная Нива, стрелок с автоматом, ствол которого напоминает водопроводную трубу – за ней. Спецназ! Он кувыркнулся – пули прошли совсем рядом, одна рванула одежду, обожгла кожу.
Дом находился на самом краю поселка. Совсем рядом – кукурузное поле.
Бежать!
Тело с хрустом вломилось в зеленую стену толстых, мясистых стеблей. За спиной – отрывистый лязг команд, пули идут выше. Хотят живьем брать, гады…
На ходу он выхватил пистолет. Выстрелил несколько раз назад, в сторону преследователей. Пистолет был плохой, маломощный – ПМ, который он снял с убитого милиционера. К тому же – он сообразил, что пуля ПМ никого не убьет, а вот свое местоположение – он выдал.
Выругавшись, он резко сменил направление. Ему надо было не к лесу… там то его и ждут. Надо было к проселочной дороге – может быть, он поймает машину. И тогда спасется.
Хвала Аллаху, не было слышно вертолетов. Если у федералов есть вертолеты – тогда от них не уйти…
На проселочную дорогу он не вышел – а буквально вывалился, хватая ртом воздух. И – о, Аллах – на дороге была машина, он едва не напоролся на нее. Это был УАЗ с чеченскими номерами, хвала Аллаху…
– Д’адита! – он вспомнил нужное слово по-чеченски, заколотил по двери кулаком – Д’адита!
Среднего роста, пожилой, лысоватый, с волчьими глазами водитель открыл дверь машины.
– Садись, – по-русски сказал он.
Беслан, Северная Осетия. Улица Коминтерна, школа № 1. 01 сентября 2004 года
Тот, кто звонил, не рассчитал одно – шахидка была не в зале, и не рядом с ним. Она вышла и отошла довольно далеко, чтобы позвонить…
Кроме террористки погибли двое заложников – мужчин, работающих на возведении баррикад, шестеро получили ранения разной степени тяжести. Один из террористов смертельно ранен, еще один ранен, но не так тяжело. Террористы думают, что начался штурм и начинают стрелять, от пуль получают ранения еще несколько заложников. Там, где подорвалась шахидка, вся стена забрызгана кровью, кричит от боли умирающий террорист, но вот чудо – один из заложников, находящихся в нескольких метрах от эпицентра не пострадал совершенно! Обычно – пояса шахидов куда мощнее и производят куда более страшные разрушения.
Немного восстановив порядок, террористы дают приказ выкинуть на улицу расстрелянных ранее заложников – мужчин. Когда выбрасывали трупы – одному из заложников удается бежать.
Время идет своим чередом. Когда заложники начинают постепенно выходить из-под контроля, одного из заложников выводят на середину зала и приставляют к голове ствол. В коридорах – мужчин – заложников заставляют строить баррикады и говорят, что скоро всех расстреляют.
Один из мужчин – заложников по имени Казбек Дзарасов строя баррикаду спрашивает одного из террористов – почему они не отпустят хотя бы детей, ведь дети ничего не понимают и по всем кавказским традициям не участвуют в войне. Террорист отвечает: им и не надо ничего понимать, довольно того, чтобы они подохли.
Примерно в полночь главный переговорщик, детский врач по имени Леонид Рашаль, который вел переговоры и при захвате заложников в театральном центре на Дубровке набирает номер террористов. Ему просто и незатейливо объясняют правила: отключите телефон – расстреливаем заложников, увидим солдат – расстреливаем заложников, выключите свет – расстреливаем заложников. Рашаль спрашивает – вы разве не знаете, как часто отключают свет. После недолгого молчания террорист говорит – три минуты. Если через три минуты после отключения свет не включат – будет стрельба. И если один подойдешь (без президентов Ингушетии и Осетии) – к школе – расстреляем.
