У Толдиной, стоявшей за его спиной, началась истерика.
Дронго обернулся к ней, но она трясла головой и не могла ничего сказать.
— Людмила, — попросил Дронго, — уведите Толдину и не
оставляйте ее одну. Только не в комнату, где лежит убитая. Лучше в третью
спальню. Сидите там, пока я вас не позову. Эдгар, возьмите мужчин и перенесите
тело погибшей в спальню, где… в общем, где уже находится убитая Катя.
Он повернулся и пошел по коридору к веранде. Подойдя к
двери, Дронго попытался открыть ее, но та никак не поддавалась. С большим
трудом он открыл ее и вышел на веранду. Ветер уже почти стих, даже дождь лил не
так сильно.
Дронго прошел по всей веранде и вернулся в коридор. На кухне
толпились несколько мужчин, которые уговаривали Мамуку разрешить унести тело
женщины.
Дронго подозвал Буянова.
— Сережа, — попросил он, — пройдите в конец коридора и
постарайтесь успокоить Толдину. У нее, кажется, истерика, и мне сейчас лучше с
ней не говорить. Постарайтесь хоть немного ее успокоить. Там с ней Людмила, но
я боюсь, что она ничего не сможет сделать.
— Хорошо, — кивнул Буянов.
Дронго, держась за перила, осторожно спустился вниз. В
гостиной сидели только двое мужчин — Семен Погорельский и Рахман Усманов.
Остальные были наверху — помогали Вейдеманису перенести тело убитой в спальню.
— Вы видите, что происходит? — гневно спросил Погорельский.
— Какой-то негодяй ходит вокруг дома и, пользуясь нашим положением, убивает
женщин. А мы не можем поймать этого сексуального маньяка.
— Действительно нехорошо, — тяжело кивнул Усманов. — Уже
вторую женщину убивают. Если так пойдет и дальше, к утру этот подонок убьет
всех наших женщин.
— Я не думаю, что убийца — сексуальный маньяк, — устало
заявил Дронго, усаживаясь за столик. Он обнаружил перед собой пакет томатного
сока. Налив себе стакан, он сильно поперчил сок и залпом его выпил.
— Почему не думаете? — спросил режиссер. — Ведь совершенно
очевидно, что убийца нападает именно на женщин.
— Очевидно, что он убил двух женщин. Но я не вижу
сексуальных мотивов, — заявил Дронго. — Первую он задушил, и я еще мог бы тогда
согласиться с вашим утверждением, что мы имели дело с маньяком, который
получает удовольствие в момент убийства. Но второе убийство начисто опровергает
ваше предположение.
Убийца ударил ножом в темноте. Кстати, ударил очень
профессионально: прямо под левую лопатку, в сердце.
— Не нужно рассказывать такие ужасы, — попросил
Погорельский. — У меня больное сердце. Мне противопоказаны такие переживания.
Господи, я так и знал, что опять что-нибудь произойдет!
— Почему опять? — спросил Дронго, снова наливая себе
томатного сока.
— Бедная Катя! — пояснил режиссер. — Она как магнит
притягивала несчастья. Я ведь ее и раньше снимал, семь лет назад. Наша
съемочная группа как раз полетела в Среднюю Азию. Тогда все и произошло.
— Вы бывали в Таджикистане? — спросил Усманов.
— Был, — кивнул Погорельский, — как раз во время съемок.
Лучше бы я там не был.
— Подождите, — прервал его Дронго. — Мне говорили, что вы
снимали свой фильм в Киргизии.
— Верно. Мы прилетели во Фрунзе — к тому времени его уже
переименовали в Бишкек — и оттуда выехали в горы, на Алайский хребет, чтобы
провести съемки в горах. Хребет расположен на границе между Киргизией и
Таджикистаном. Откуда мы могли знать, что там идут военные действия? А река
Зеравшан находилась как раз на территории Таджикистана. Но разве в советское
время были какие-нибудь границы между ними?
— Что там произошло?
— От группы отстали три человека, — пояснил Погорельский, —
двое мужчин и Катя Шевчук. Мы организовали поиски, подключили киргизскую
милицию. Тогда еще между республиками не было пограничников, вообще никакой
границы не было.
— Сейчас тоже нет, — вставил Усманов. — Только на внешних
границах стоят пограничники.
— Ну вот видите! — вздохнул режиссер. Он налил себе водки на
четверть стакана, посмотрел на разрезанную дольку лимона и, подняв стакан,
залпом выпил.
Затем снова посмотрел на лимон, но не стал даже
притрагиваться к нему, лишь сильно поморщился. — В общем, случилась трагедия.
Мужчины погибли. Говорили, что там, в горах, шла в это время перестрелка между
двумя враждующими группировками. Катя, оказавшаяся свидетелем, была в ужасном
состоянии. Это случилось недалеко от таджикского города с таким смешным
названием — Лянглиф.
Как будто колокольчик. Мы ее тогда отправили в больницу и
вынуждены были убрать некоторые сцены из фильма. Переснимать с другой актрисой
мы не могли, у нас был очень небольшой бюджет.
— Это была наша трагедия, — вздохнул Усманов. — Просто ужас!
Столько лет прошло, а мы до сих пор не можем оправиться от этих ран.
— Поэтому и сказали, что она приносит несчастье, — выдохнул
Погорельский. — Потом эта грязная история с наркотиками… Если бы не Наташа,
Катю с Сережей могли посадить в тюрьму. Но, слава Богу, все обошлось.
— Какие наркотики? — спросил Дронго. — Я не совсем понял, о
чем вы говорите.
— Господи! Я думал, что вы все знаете, — вздохнул
Погорельский. — Два года назад Союз театральных деятелей организовал
туристическую поездку в Турцию. А по возвращении у Кати среди личных вещей
обнаружили какие-то наркотики. Не очень качественные и, кажется, самодельные.
Сергей потом доказывал всем, что наркотики им подбросили. Скандал был большой,
но, к счастью, его замяли. Оказалось, что еще у нескольких чемоданов порваны
бирки и замки. Это и спасло наших ребят. Вот вам конкретный пример, как
воровство наших аэропортовских грузчиков может спасти от гораздо большей беды.
— Где это было? — спросил Дронго. — В Шереметьево?
— Кажется, да.
— Я могу рассказать вам еще более удивительную историю, —
заметил Дронго. — В мае я возвращался из Вены и умудрился по наивности сдать
свой чемодан. Я просидел в VIP-зале более часа, пока наконец грузчик принес мой
чемодан. А когда я приехал домой и открыл его, выяснилось, что пропал мой новый
ремень. Но я не сожалею о пропаже. Гораздо хуже, что они умудрились сломать
статуэтку девятнадцатого века, которую я вез в подарок. И самое обидное, что
негодяи не оставили отбитых частей в коробке. В результате получилось так,
словно я нарочно купил для подарка сломанную вещь.
— Человек порочен по своей сущности, — вздохнул Усманов, —
так устроен наш мир. Человек рождается в грехе и проживает свою жизнь,
постоянно нарушая заповеди Корана. Наверное, Аллах милосерден, раз он прощает
людям все их прегрешения.
— Я не уверен, что грешник заслуживает прощения, —
пробормотал Дронго, — и не уверен, что все грешники нравятся Аллаху.
