— У меня контузия с войны, — мрачно пояснил Алтынбай, — и
поэтому я засыпаю сразу, как только ложусь. Все время сильно болит голова. Вы
же видите шрам на моем черепе.
— Я не хотел вас обидеть, — ответил Мамука, — просто
спросил.
— Вы тоже поднимались наверх, — вдруг напомнил Олег Шарай
самому Мамуке.
— Верно, — согласился Мамука, — но я поднимался, чтобы дать
виски нашему раненому повару. Подождите… — вдруг сказал он. — А если убийца —
наш повар? Иногда так бывает. Все думают, что он подвернул ногу и у него есть
абсолютное алиби, так, кажется, это называется? А он, пользуясь тем, что мы на
него и не подумаем, выжидает и, когда видит, что актриса осталась одна, входит
к ней в комнату и делает свое дело. Может, он сумел подняться и задушил
несчастную женщину даже в своей комнате, а потом перенес ее в другую…
— Только при этом вспомните, сколько лекарств дала ему ваша
супруга, и про виски, которое он пил. Кажется, это было ваше предложение? —
добродушно уточнил Дронго. — Я не думаю, что несчастный повар мог подняться с
постели, задушить женщину, а потом снова заснуть.
— Тогда это был убийца, который залез через окно, —
решительно произнес Мамука.
Внезапно моргнул свет, словно ветер задел где-то провода,
вызвав внезапное колебание.
— Только этого не хватало, — громко сказал Усманов. — Если
останемся без света, вообще будет тяжело.
— Здесь должен быть движок, автономный свет. Нужно
проверить, — предложил Алтынбай. — Иначе, если погаснет свет, мы ничего не
сумеем сделать.
Вместо того чтобы ждать, лучше попытаться найти движок.
— Верно, — согласился Усманов. — Олег, помоги Алтынбаю. А мы
поищем в доме свечи, вдруг действительно свет погаснет. И посмотрите наконец на
кухне, готов ли чай. В такую погоду нельзя сидеть без чая.
— Может быть, что-нибудь более крепкое? — предложил
Погорельский. — Чаем мы не согреемся.
Усманов удивленно взглянул на Погорельского и покачал
головой.
— Я верующий человек, — мягко сказал он, — и поэтому
спиртное не употребляю. Извините, но мне больше нравится чай.
— Каждому свое, — пожал плечами Погорельский, — а я пойду
выпью. В такую ночь лучше напиться до чертиков. Иначе можно сойти с ума.
Нуралиев поднялся и вышел вместе с Олегом Шараем.
Погорельский, напротив, остался сидеть в кресле, очевидно ожидая Усманова.
Усманов прошел в бильярдную, куда отправился Мамука. В бильярдной горел камин и
было достаточно тепло. Свет моргнул еще раз, на этот раз более ощутимо.
— Кажется, скоро мы останемся без электричества, — невесело
заметил Отари. — Можно мне пойти наверх и забрать свою картину? — спросил он,
обращаясь к Дронго.
— Почему вы спрашиваете меня? — ответил вопросом на вопрос
Дронго. — Конечно, идите и соберите свои вещи. Боюсь, что мы действительно
останемся без света при таком ветре.
Отари пошел наверх, когда Дронго встал и вместе с
Вейдеманисом подошел к окну. Было уже совсем темно, но разгулявшаяся непогода,
казалось, собиралась буйствовать всю ночь.
— Что ты думаешь делать? — спросил Вейдеманис.
— Не знаю, — признался Дронго. — Боюсь, что из-за дождя мы
еще не скоро дождемся помощи.
— Ты веришь в неизвестного убийцу?
— А ты как думаешь? — спросил Дронго, не поворачивая головы.
— Зачем ты разыграл этот спектакль с режиссером? Ты ведь
прекрасно понимаешь, что никто всерьез тебя не обвиняет.
— Мне важна была их реакция, — признался Дронго. — Очень
важно, что именно они скажут или подумают. Впрочем, я почти убежден, что убийца
один из них. Просто нужно немного времени, чтобы разобраться с этим. Мне
необходимо поговорить с Буяновым. Ты постарайся отвлечь внимание Погорельского,
а я поднимусь наверх.
— Он, по-моему, не прочь выпить, а мне после операции
нельзя, — напомнил Вейдеманис.
— Пей минеральную воду, — пошутил Дронго, направляясь к
лестнице.
Сверху спускались Людмила и Буянов, которые несли подносы со
стаканами чая.
— Я не буду пить чай, — громко заявил Погорельский.
Отари, поднявшись с места, взял у жены поднос.
— Сергей, — позвал Дронго актера, — можно вас на минуту?
Буянов удивленно оглянулся, но поставил свой поднос на
столик и подошел к Дронго.
— Я хочу с вами поговорить, — тихо заявил эксперт. — Давайте
отойдем к окну. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
— Думаете, что я ее убил? — спросил Буянов.
— Нет, не думаю. Но у меня есть несколько вопросов. Вы
можете со мной поговорить?
— Конечно, могу. — Буянов отошел к окну вместе с Дронго.
— Сегодня утром я случайно слышал ваш разговор, — сообщил
Дронго. — Вы стояли над обрывом, где я сидел, и я услышал, как вы жаловались на
своего режиссера.
— Подслушивать некрасиво, — чуть покраснел Буянов.
— Это получилось случайно, — пояснил Дронго. — Вы
действительно не ладите со своим режиссером?
— С ним в последнее время трудно ладить, — ответил Буянов. —
Он, кажется, сам не знает, чего хочет. И у него все чаще бывают «творческие
простои».
— В смысле запои?
— Вот именно. Он раньше такого себе не позволял. Кажется,
поэтому он и снимает гораздо хуже, чем прежде.
— Разговаривая со своими подругами, вы сказали, что он
обязан помнить о том, что пережила Катя. Вы можете мне сказать, что она
пережила? Почему вы так выразились?
— У нее были неприятности, — хмуро пояснил Буянов, — семь
лет назад.
Она тогда жила в Ташкенте, и Погорельский впервые пригласил
ее на съемки своего фильма. Вы его, наверное, видели. «Хищники» назывался.
Очень известный был фильм.
— Может быть, — вежливо согласился Дронго. — Что там
произошло?
— Не знаю. Они были на съемках в горах, и там случилась
неприятная история. Двое сотрудников съемочной группы погибли на глазах у Кати.
Кажется, их убили. У нее был нервный срыв, она попала в больницу, а через год
переехала из Средней Азии в Москву.
— Так вот почему у нее миндалевидные глаза. Очевидно, мать у
нее была узбечка? — Нет, — невесело улыбнулся Сергей. — Отец у нее был
украинец, а мать — казашка. Они познакомились на целине, еще в начале
шестидесятых. У Кати с братом восемь лет разницы.
— Вы ее любили? Извините, что я вас спрашиваю, но мне нужно
это знать.
— Она мне нравилась, — дрогнувшим голосом ответил Буянов. —
Очень нравилась, — добавил он мгновение спустя.
