– Нет, – перебил меня Кузя, – я нашел медкарту Михаила Петровича. Никакого намека на мозговой удар.
– Молодой человек, – вежливо вымолвил наш гость, – не все лечат сосудистые проблемы в России. Я летал за границу. Значит, по-вашему, я преступник. Что ж, выдвинутые вами обвинения серьезны, но голословны. Какие доказательства есть у вас на руках? Если говорить о времени, когда в доме призрения служила Наталья Ивановна, то я туда наезжал, посещал двоюродную сестру. И что? Имеются ли у вас показания свидетелей, которые лично…
Михаил Петрович сделал паузу.
– Подчеркиваю, лично видели меня в момент совершения преступления? В вашем распоряжении есть отпечатки пальцев, некие другие улики? Когда Дарья упала в подвал, я кинулся за помощью. Каюсь, слегка растерялся. Но, учитывая мой возраст, это неудивительно. Увы, я немолод. И что? В чем меня обвиняют? В испуге?
Михаил Петрович обвел нас взглядом.
– Вы говорили о том, что я открыл люк в полу в тот момент, когда Дарья встала на его крышку. Можете доказать, что я знал о ловушке? На кнопке или клавише, которая приводит механизм в действие, есть отпечаток моей руки? Ноги?
Аристов встал.
– Господа, вы предъявили мне серьезные обвинения, под которыми нет ни малейших оснований. Я предупреждаю вас о недопустимости подобного поведения. Если кто-то из присутствующих здесь станет распускать обо мне клеветнические фантазии, он ответит в суде. Хорошенько подумайте, прежде чем дальше заниматься этим так называемым делом. Засим разрешите откланяться. Прощайте, господа. Наше дальнейшее общение мне неприятно.
Михаил Петрович развернулся и покинул офис.
Глава сороковая
Некоторое время мы все сидели молча, потом Кузя промямлил:
– Ну, он прав!
– Просто я хотела сделать сюрприз маме, рассказать ей, кто моя бабушка, – пролепетала Аня. – Найти предков светлой детки. Под Новый год я отдавала заказ, родословную одной женщине. Она так меня благодарила, говорила:
– Плохо, когда не знаешь своих корней, такое чувство, что тебя на птицефабрике в инкубаторе вырастили.
Я подумала, что она права. И спросила у мамы:
– Мамуля, тебе когда-нибудь хотелось узнать, кто твои предки?
Она ответила:
– Ксения Федоровна никогда о своей семье ничего не говорила, от всех вопросов отмахивалась. Я поняла, что в ее прошлом есть некая тайна, о которой лучше мне не знать.
Я удивилась:
– Мама, ну какую такую ужасную тайну могла хранить бабуля?
Елена Петровна пожала плечами.
– У меня была подруга Леся, ты ее никогда не видела. Она решила выяснить, кто ее предки. Отец отговаривал ее, объяснял:
– Мой папа говорил, что он из детдома. Забудь про свою идею.
Но Олеся уперлась и открыла тщательно запечатанный сундук. И что? Она выяснила, что ее дед и бабка по отцовской линии были расстреляны в середине Отечественной войны как пособники фашистов. Они стали полицаями, убивали евреев, малолетних детей и всех, кто не хотел поклоняться фашистскому режиму. В награду им отдавали вещи жертв. Когда советские войска освободили город, где они зверствовали, их судили и приговорили к высшей мере. Их сына, отца Олеси, поэтому отдали в детдом. Лучше никогда не ворошить прошлое, если старшее поколение о нем умалчивает. Мама ничего о себе не говорила, значит, мне и знать ничего не надо.
Но я решила сделать маме сюрприз, выяснить все о бабуле.
Аня встала.
– Наверное, мне надо уходить! У вас осталась шкатулка Ксении Федоровны, я хочу ее забрать.
Я встала и направилась к шкафу, в полной тишине открыла его, взяла коробку и поспешила назад.
– Эй, эй… – начал Кузя.
Моя правая нога неожиданно поехала в одну сторону, левая в другую. Я взмахнула руками, но не смогла удержать равновесия и шлепнулась на пол. Шкатулка вылетела из рук, угодила на плитку и превратилась в груду деревяшек.
– Коробочка! – ахнула Аня и бросилась к обломкам.
– Простите, пожалуйста, – забормотала я, – понятия не имею, как это получилось, поехала, будто на коньках.
– Я пытался тебя предупредить, – воскликнул Кузя, – я там разлил кое-что, а вытереть не успел. Ты прямо в лужицу наступила.
Аня села на пол возле обломков шкатулки спиной ко мне.
– Ужасно вышло, – чуть не плакала я.
– Меня зовут Елена Рыбина, – неожиданно произнесла девушка, – я родилась в поселке Дворянкино.
– Вы о чем? – напрягся Дегтярев.
Аня встала, в руках она держала так называемую толстую тетрадь, размером в половину листа А4.
– Смотрите!
– Что это? – спросила я.
Аня показала на куски шкатулки.
– Она не разбилась. Шкатулка ведь что-то вроде пазла, от удара о пол части просто рассыпались. Думаю, их будет трудно сложить без схемы, но можно.
Волкова наклонилась и подняла дно с небольшими штырьками.
– Здесь только одна часть целиковая, низ. На нем базируется сборная шкатулка.
Аня снова присела и начала ворошить куски.
– Вот! Донышко состоит из двух частей, нижней и верхней, это вроде ящичка. В нем и лежала тетрадь.
– Понятия не имела, что в шкатулке есть еще один тайник, – обомлела я.
– Вероятно, у твоей бабушки была другая модификация, – протянул Сеня, – китайцы – мастера на всякие штуки.
– Что в тетради? – спросил полковник.
– Она вся исписана рукой Ксении Федоровны, – ответила Аня, – у нее почерк, как в прописи.
– Может, нам ее прочитать? Вдруг там есть ответы на интересующие нас вопросы? – попросил Сеня.
– Конечно, – кивнула Волкова, – собственно говоря, я уже начала.
Анна села в кресло и повторила:
– Меня зовут Елена Рыбина…
А потом продолжила:
– Мои родители – профессиональные алкоголики, дебоширы, хулиганы. В семье было семь детей, я оказалась восьмой. Детство мое голодное, холодное и злое. Можно считать, что так вышло из-за войны, но мой родной поселок расположен в Сибири, туда немцы не дошли. Край богатый, народ всегда жил охотой, рыболовством, огородом. В нашей деревне люди никогда не голодали. Соседские бабы грибы, ягоды собирали, заготовки на зиму делали. Хлеб пекли сами, молоко, творог, простокваша тоже были немагазинные. В лавку ходили только за сахаром и дрожжами. Ну и детей конфетами могли побаловать. А у нас дома – пустые полки, родители о хозяйстве не думали, старшие братья-сестры им под стать, с ранних лет выпивать начали. Я же поняла, что надо выбираться из села, уезжать куда подальше. В Москву! Город меня манил, я думала, что там меня ждет счастье. Но как попасть в столицу? Неразрешимая задача для девочки, у которой нет денег даже на автобус до школы: пешком я семь километров на занятия и столько же назад бегала. В сорок четвертом году в Дворянкино приехала новая учительница. Чем ей приглянулась вечно голодная двоечница, не знаю, но Светлана Сергеевна взяла надо мной шефство. Я практически поселилась у нее в избе. Федорова меня кормила, поила, одевала, учила. Я про родителей навсегда забыла. После получения аттестата я осуществила свою мечту: уехала в Москву. Естественно, отправилась я в столицу за счет педагога.
