– Всего одна квартира на этаже, – удивилась я.
– Лифт доходит до седьмого этажа, – сказал полковник, – дальше шли пешком. Полагаю, сейчас мы находимся в технической зоне. Квартира Сталины, скорей всего, переделанное чердачное помещение, которое ее отец смог перевести в жилой фонд. Непростое, однако, дело.
– Зачем столько сложностей? – удивилась я. – Проще за взятку или дружескую услугу получить квартиру.
– Так очередь есть, – напомнил полковник, гремя ключами, – разгневанный гражданин, чье жилье неправомерно отдали бы Сталине, написал бы «телегу» в Моссовет, неприятностей не оберешься. А здесь гениальный выход. Мужик при высоких чинах, со всех сторон заслуженный, строчит просьбу: «Так, мол, и так, дочери нужна квартира, разрешите перевести техническое помещение в жилой фонд». В виде исключения партийному функционеру не отказали. Ни у кого ничего не отняли, все очередники довольны, Сталина получает чердак. Опля! Сезам, откройся!
Дегтярев дернул дверь, та распахнулась. Я ожидала, что на лестнице запахнет или пылью, или плесенью, или чем-то неприятным, но воздух оказался нормальным.
– Там темно, – поежилась я, заглядывая в прихожую.
Дегтярев вошел внутрь, послышались щелчки, потом полковник вышел.
– Света нет? – предположила я.
Александр Михайлович открыл железную дверцу, на которой виднелась нарисованная белой краской полустертая молния.
– Ух ты! Такие пробки я сто лет не видел!
Я заглянула ему через плечо.
– О-о-о! Когда мы с бабушкой жили на улице Кирова, у нас такие же были.
Полковник нажал на кнопку, и в прихожей вспыхнул свет.
– Ура! – подпрыгнула я и кинулась к двери.
– Стоять! – скомандовал Дегтярев. – Идешь за мной, ничего не трогаешь.
Мы вошли в квартиру, и минут через пять, обойдя просторную кухню, которая соединялась со столовой, миновав спальню, попали в гардеробную. Я пришла в восторг.
– Ну и ну! Апартаменты выглядят по-современному. Одежда сохранилась, обувь, сумки. Слушай, неужели в то время народ уже совмещал кухню со столовой? Оборудовал гардеробные?
– Простые люди надеялись въехать из коммуналки хоть в однушку, маленькая, да собственная, – вздохнул приятель, – если повезло заполучить двухкомнатную, устраивали детскую. Но Сталина жила одна, а квадратных метров тут, похоже, почти двести.
– Шуба из белки, – протянула я, – мечта всех моих подруг. Ну, что? Давай осматривать шкафы, искать документы, фотографии.
– В столовой и спальне нет ни гардеробов, ни секретеров, ни комодов, – напомнил полковник, – вероятно, у нее был кабинет.
– Зачем молодой девушке, которая не работала, кабинет? – усмехнулась я.
Дегтярев направился по коридору к закрытой двери.
– Сейчас узнаем, как она использовала помещение.
Александр Михайлович распахнул дверь, переступил через порог и констатировал:
– Детская!
Я поспешила за ним.
Перед глазами открылось большое помещение, метров тридцать, не меньше. На полу лежал ковер, под потолком висела дорогая хрустальная люстра. Одну стену целиком занимали шкафы и открытые полки, на которых сидели плюшевые игрушки, куклы, стояли книжки.
Полковник открыл один шкаф, осмотрел вешалки с платьицами и сделал вывод:
– Здесь жила маленькая девочка.
– Судя по нарядам, ей было года два, – продолжила я.
Александр Михайлович чихнул.
– Пыли много. У Маратовой была дочка Татьяна.
– Что там, за дверцей в углу? – поинтересовалась я.
– Похоже, шкаф, – буркнул полковник, – открой да посмотри.
Я подошла к створке и повернула круглую ручку. Перед глазами открылась ниша. Скорей всего, она когда-то и впрямь служила гардеробом. Вверху я увидела палку, на ней болтались пустые вешалки.
– Что нашла? – спросил Дегтярев.
– Ничего, – разочарованно ответила я, – пусто.
Глава тридцатая
На следующий день мы собрались в офисе.
– Ну, и ничего там нет! – воскликнул Сеня, выслушав рассказ Александра Михайловича. – Я ожидал иного.
– Чего? – заморгал Кузя.
– Мумию в шкафу, – замогильным голосом пропел Собачкин.
– Подобные находки – редкость, – отмахнулся Дегтярев, – интересно не то, что мы обнаружили, а то, чего мы там не нашли.
– И что мы не нашли? – не поняла я.
– Затхлой атмосферы, толстого слоя пыли, ключ в замке легко повернулся, дверь обита по старинке стеганым дерматином, а он уже через пару недель становится грязным, но створка выглядела чистой, лампочки нормально включились, из крана текла не ржавая вода, а чистая сразу пошла, – перечислил полковник, – все это и кое-что еще свидетельствует: апартаменты убирают не так часто, как квартиры, в которых постоянно живут, но регулярно приводят их в порядок. Возможно, Сталина жива. Лет ей очень много, в таком возрасте трудно себя самой обслуживать. Вероятно, старуха поселилась с кем-то, обещала за уход переписать на него апартаменты. А человек уже считает их своими, наводит там минимальный порядок. Что с ее дочкой? Есть какие-то сведения?
Кузя кашлянул.
– Никаких сведений, кроме того, что девочка родилась дома. Названа Татьяной. Отчество не указано. Больше о ребенке ничего нет. Куда он делся, неизвестно. Естественно, я попытаюсь найти среди жильцов подъезда тех, кто обитает в нем со дня постройки дома, но прошло много лет. На успех в данном случае рассчитывать не приходится.
– Ключи, – пробормотала я. – Как они попали к Ксении? Зачем Бузурукинская их хранила? Каким образом она связана с Маратовой?
Дегтярев отвернулся к окну, а Кузя зачастил:
– Я разузнал кое-какие подробности о Бузурукинской. Про настоящую ничего нового не откопал, ее отправили в Юрасово в интернат, которым руководила в то время Зоя Федоровна, тетя Натальи Королевой, которая позднее стала директором того же заведения. Ксения умирает, но вскоре восстает из могилы и живет себе дальше вполне успешно. Она поступает в медучилище, получает диплом и спокойно работает. Рожает дочку Леночку. В биографии Ксении-два отсутствуют черные и даже серые пятна.
– Но в шкатулке, которую хранила со всех сторон положительная дама, обнаруживаются ключи от квартиры, где прописана Маратова. Плюс открытка в тайном отделении, – забубнил Дегтярев.
– Почтовая карточка для Ксении более важна, чем ключи, – заметила я.
– И на чем основан твой вывод? – ехидно поинтересовался полковник.
– На женской психологии, – пояснила я, – шкатулку в отсутствие хозяйки могут обшарить любопытные. Ключи лежали на виду. Надо лишь крышку поднять, и вот они. А открытку спрятали в потайном отделении.
