Полину Ветрову и ее сына.
* * *
Прежде чем нанести визит осьминожке, Брагин собрал кое-какие сведения о ней. Тридцать девять лет, разведена, дочь крупного партийного функционера и главреда кинообъединения на «Ленфильме» – оба не пережили девяностые. От родителей Полине досталась большая квартира в центре Питера и кое-какие сбережения, а друзья матери помогли девушке сначала поступить в Институт кино и телевидения, а затем устроили в одну из кинокомпаний по производству сериалов.
Незаменимая Лера Гаврикова обнаружила даже интервью Полины одному из популярных женских журналов, датируемое второй половиной нулевых. Интервью с подборкой фотографий шло в рубрике «Улыбаясь будущему», и на снимках двадцативосьмилетняя Полина Ветрова действительно широко улыбалась – не только читателям, но и себе самой. И жизни, полной самых дерзких ожиданий. Теперь, спустя почти двенадцать лет, Брагин знал, чем все закончится: рождением больного ребенка, уходом мужа, уходом из профессии и комнатой в коммуналке. И не мог не поразиться контрасту между той Полиной, которую он знал, и этой – молодой, яркой, чрезвычайно привлекательной женщиной. Это были два разных человека. Увиденное так потрясло Брагина, что он позвонил своему старинному приятелю Лехе Грунюшкину, с которым (после известных событий) не общался почти год
[5]. Все-таки ты свинья, Сергей Валентинович, несчастный Леха в твоих гребаных личных проблемах уж точно не виноват.
– Есть дело, – хрюкнул в трубку Брагин, даже не поздоровавшись. Да и ладно, иногда необходимо создать иллюзию, что ничего не произошло, просто возобновляется прерванный накануне вечером разговор под пивасик и копчужку.
– А я думал, не позвонишь больше, – хохотнул Леха на том конце провода.
– С чего бы?
– Да просто так.
– Работы завались.
– Не всех злодеев еще переловил?
– Всех не переловишь, но стремиться нужно.
– Ну, а что за дело?
– Интересует один человек. Женщина.
Теперь Грунюшкин захохотал в голос:
– Даже не начинай!
Хороший парень Леха Грунюшкин, золотой, нужно только переждать, когда он закончит резвиться и включится наконец в серьезный разговор.
– Полина Ветрова. Слыхал про нее?
В трубке воцарилась глухая тишина – такая глухая и долгая, что Брагин забеспокоился – уж не случилось ли чего со связью.
Не случилось.
– Она в России? – осторожно кашлянув, поинтересовался Леха.
– А не должна?
– Вроде бы уезжала в Израиль. У нее сын проблемный, там как будто брались подлечить.
– Выходит, ты ее знаешь.
– Не близко, – почему-то испугался Грунюшкин. – Работали вместе на паре проектов. Я линейным, она исполнительным. Ей тогда лет двадцать пять было, может, двадцать шесть. А хватка такая – любой мужик позавидует. Хватка и чутье. Не телка – конь с яйцами. Причем такой величины, что по асфальту волочились и искры высекали. Точь-в-точь ее мамаша, только еще круче. А мамаша у нее будь здоров была. Железная леди, Агния Венедиктовна Барская, о ней на старом «Ленфильме» легенды ходили. Сгорела от рака в девяностые.
– А отец?
Что произошло с отцом Полины, Брагин уже знал: старый дурак Ветров, начинавший партийную карьеру в правоохранительных органах, застрелился из наградного ТТ, не пережил крушения идеалов. А может, просто не вписался в рынок, слишком был стар, чтобы мутить какие-то дела. Но что, если у Грунюшкина есть другая версия, отличная от официальной?
– Про отца толком не знаю. Ходили слухи, что покончил жизнь самоубийством. А Полина об этом особо не распространялась.
– Тогда давай про нее.
– Так я все рассказал вроде.
Не все.
Брагин, знавший Грунюшкина лет двадцать, еще с университетских времен, чувствовал это: по севшему Лехиному голосу и по долгим паузам, которые стали возникать в обычном вроде бы разговоре. Как будто безалаберный и несносный трепач Леха вдруг начал следить за собой – как бы не наговорить лишнего. Или…
Или рыло в пуху?
– У вас был роман, что ли?
Снова эта тревожная глухая тишина.
– Не по телефону.
– Через полчаса в «Молли».
– Через час.
Через час Грунюшкин и Брагин встретились в пабе «Молли Салливан» на Большом проспекте; они пересекались там и раньше пятничными вечерами, если не были заняты работой. Нечасто, потому что работа была всегда. На «Молли» они наткнулись случайно, но место понравилось – главным образом своим географическим положением: практически в шаговой доступности от дома Брагина, и до пафосного «Леонтьевского мыса» на Ждановской, где окопался Грунюшкин, недалеко.
Почти за год, что они не виделись, Леха поднабрал с пяток килограммов, побрился наголо и к тому же отсвечивал немыслимым для северного Питера загаром. Но, в общем, ничего в нем кардинально не поменялось: все такой же повеса и плейбой, мечта гримерш и девушек-хлопушек.
– Херово выглядишь, – протянул Грунюшкин после положенных случаю объятий.
– Кому-то же надо и херово, – меланхолично ответил Брагин. – А чего такой черный? У нас лето вроде.
– Это у тебя лето. А у меня – вечная весна. Копродукция с турками, тридцать серий с перспективой ста двадцати. Рабочее название – «Возвращение в Измир». Ездил, инспектировал, три дня как вернулся. По кружке?
– Давай.
Они приговорили три, прежде чем Сергей Валентинович вытащил приятеля на разговор о Полине Ветровой.
– Сначала скажи, зачем тебе это нужно? – как будто на что-то решаясь, спросил Леха.
– Расследую одно дело, – уклончиво ответил Брагин. – И Полина может оказаться ценным свидетелем.
– Не-а. Никем она не может оказаться, кроме как сумасшедшей… – Секунду помедлив, Грунюшкин добавил: – Сумасшедшей матерью. Хотя… Что-то с ней случилось, после того как… Ладно, не мои проблемы. Тем более столько лет прошло. Я ведь в Полишу влюблен был. Даже жениться хотел.
Что-то новенькое. За то время, что они были знакомы, Леха ни разу не изменил своему холостяцкому кредо: не обещать и не жениться. Постельные игрища и забавы – сколько угодно, а семья – извините, нет. Не был, не состоял, не участвовал. А тут – здрасьте-пожалуйста, чуть не подставил шею под ярмо. Да еще эта пошлейшая производная от имени – Полиша.
Совсем непохоже на Грунюшкина.
– …Теперь думаю, и слава богу. Не выгреб бы.
– А она – хотела? Чтобы ты на ней женился? – Последнее грустное замечание Лехи Брагин пропустил мимо ушей.
