– Да, готов! – твердо кивнул Андрей.
– Ну, смотри, – криво усмехнулся кларианец. – Тебе страдать.
– Потерплю, – отозвался землянин. – В первый раз, что ли?
– Так – точно в первый, – серьезно ответил наставник и, больше ничего не говоря, одним движением перетек в стоячее положение.
Андрей на мгновение напрягся, но почти сразу же попытался расслабиться. Каналы, по которым текла хасса, конечно, не были напрямую привязаны к физическому телу, но все-таки имели с ним некую связь. Именно поэтому их, как и чувствительность в целом, можно было тренировать с помощью физических упражнений. Как, впрочем, и наоборот – ускоренно тренировать «физику», напитывая мышцы, связки и суставы хасса. Так что излишнее напряжение мышц только затруднило бы течение ритуала и усилило боль. Ну, так ему об этом рассказал кларианец…
Ксагриф взмахнул руками, а затем внезапно вытянул вперед левую ногу и немного присел на правой. Как при этом он умудрился не упасть, было совершенно непонятно. Но землянин быстро справился с собственным удивлением и торопливо переключился на «острый взгляд». Понять что-то в этом ритуале он не надеялся, не по его мозгам и знаниям, но все равно было интересно.
Кларианец несколько дирсов простоял в таком положении, а затем слегка подпрыгнул на правой ноге, переместившись на локоть правее. И снова замер. Ненадолго. Дай бог на аск. А затем он… запел? Блин, нет, песней это точно не являлось. Просто набор звуков. И не сказать, чтобы мелодичных. Но и какофонией это также назвать было сложно. Впрочем, и словами тоже. Блин, ну не было в лексиконе Андрея термина, каким можно было это обозвать. Тем более что он откуда-то понял, что звук здесь вообще ни при чем. Что это чистая побочка. Просто Ксагрифу нужно было, чтобы какая-то часть его организма вибрировала с определенной частотой, и голосовые связки относились к этой части. Вот так оно все и случилось…
А где-то лук спустя на землянина начала накатывать боль. Сначала не очень сильная. И ненадолго. Ну, знаете, так – иногда висок прострелит, ты замрешь на несколько мгновений, прижав к нему пальцы, а потом раз, и отпустило. Вот и здесь так же. Только простреливало не один лишь висок, а все по очереди. Ступню. Печенку. Средний палец на левой руке. Ухо. Коленку. Затылок. Ну, и так далее…
Еще пару луков спустя эти «прострелы» превратились в судороги. Не сильные, нет. Ну, знаете, как бывает – утром проснулся, потянулся неудачно, и тут как икру ноги сведет, да так, что пошевелиться невозможно. Вот где-то так и было. Но хуже. Потому как «прострелы» тоже никуда не делись. А когда ты, в тот момент, когда тебя судорогой в дугу заворачивает, еще и дергаешься от прострелов, это-о-о… Ну, вы поняли.
В какой-то момент Андрей не выдержал и заорал. То есть попытался. Но у него не получилось. Рассогласование случилось между голосовыми связками и легкими. Связки-то работали как надо, и рот раззявился тоже вполне себе правильно. А вот легкие напрочь отказались подчиняться привычным алгоритмам. Так что никакого крика у него не получилось. Даже сип вышел слабенький…
А потом он отрубился. На какое-то время. Потому что та самая боль, которая вышибла его из сознания, обратно его и включила. То есть нет – какое та же самая! Намного сильнее! Когда он очухался – снова попытался заорать, но на этот раз даже сипа выдавить не получилось. Потому что корежило его по полной. Так что он несколько ормов понапрягал голосовые связки без какого бы то ни было результата, а потом опять вырубился. А потом опять очнулся – и по новой. И еще. И снова. И опять…
На каком-то повторе этого ставшего уже привычным цикла (то ли сотом, то ли тысячном) он, очнувшись, внезапно почувствовал, что не то чтобы ему уже не так больно, а, скорее, что он к этой боли притерпелся. И она стала какой-то привычной, что ли… Вследствие чего он уже может сделать нечто помимо того, что бессмысленно надрывать голосовые связки.
Так что, чуток очухавшись, землянин попытался снова восстановить «острый взгляд», который слетел в тот момент, когда он в первый раз потерял сознание…
Да уж, Ксагриф выглядел впечатляюще. Он горел и сиял куда ярче, чем даже твердая хасса, камешками которой землянин до сих пор был просто усыпан. И при этом наставник прыгал вокруг Андрея что твой шаман, перемещаясь по большей части на одной-единственной конечности. Причем далеко не всегда это была одна из ног… Остальные же конечности при этом использовались как ваги, то есть конструкции, на которые подвешивают кукол-марионеток. «Острым взглядом» было видно, что из каждого его пальца, что на руке, что на ноге, вырывался целый пучок сияющих тонких… лучей, или, там, хассапроводов, тянущихся к телу землянина. Ну, или к приклеившемуся к нему камешку твердой хасса. И он ими активно манипулировал. Так что если отключить «острый взгляд» – ну, шаман шаманом. Прыгает тут, камлает…
Так что следующие… блин, а сколько?! Чувство времени отказало напрочь… Ну, как бы там ни было – далее, после того как Андрей снова приходил в сознание, он сразу же включал «острый взгляд», вырубавшийся после каждой потери сознания… А еще через некоторое время землянин заметил, что те самые линии или хассапроводы выходят у кларианца не только из пальцев. Несколько таковых, например, начинались в голове. Причем они выходили не только из глаз или, там, ноздрей с ушами, но и изо лба и макушки. А еще один заметный пучок находился в районе груди. Но более всего Андрея напряг тот, который выходил из тела наставника в-в-в… ну-у-у… хм-м-м… короче из того места, где ноги соединяются. Блин, вот там-то он зачем?! Чего он этим с ним делает-то?!
Закончилось все внезапно. Вот вроде землянин снова уплывает в небытье, ощущая при этом, как его корежит от боли, но уже не остро, а так… ну, знаете, как белый шум. А потом – раз, и очнулся. И, вроде как, уже без боли…
Вернее, не так. Боль – она… Ее не то чтобы не было совсем. То есть нет, ее действительно больше не было, но вот воспоминание о ней прочно вплавилось в его память. И, похоже, навсегда. Более всего это было похоже на один случай, когда он раздобыл как-то билет на концерт какой-то крутой западной группы. Чуть ли не «Рамштайна», что ли… Только вот место на стадионе, где они выступали, он выбрал не совсем удачное. Совсем рядом с колонками. Большими колонками. Огромными. Мощностью чуть ли не в атомную электростанцию. И они в самом начале концерта так вдарили ему по ушам, что его, считай, контузило. Поэтому весь тот концерт он провел в полупристукнутом состоянии. Так что самого концерта парень, считай, и не слышал. Нет, давление на уши было, но вот попроси его вспомнить и напеть хотя бы кусок какой-нибудь мелодии – не смог бы. Не было в памяти ничего мелодичного. Совсем. Напрочь. А вот то ощущение контузии, которую он тогда получил, с ним осталось надолго.
– Ну что, очухался? – устало поинтересовался сидевший рядом Ксагриф.
– Не знаю пока, – честно признался Андрей.
– Ничего, это пройдет, – усмехнулся кларианец и, отхлебнув из кружки, которую он держал в руках, осторожно поднес ее же к губам ученика. – На вот, хлебни. Помочь это почти не поможет, но помешать уж точно не помешает.
