– Я сейчас в отличном настроении. Не хочется его портить.
– Испытываешь подъем?
– Ага. Во мне проснулся прежний стимул к работе – благодаря тебе.
– Вот как! Береги его. Ну давай, удачи.
– И тебе тоже.
Она открыла дверь и вышла из машины. Босх завел двигатель, но тронулся с места только после того, как Люсия благополучно вернулась в бар.
24
Босх направился в переулок, ведущий от Эль-Сентро. На часах было двадцать два сорок. Аллена убили и отвезли сюда двадцать первого марта в интервале от десяти часов вечера до часу ночи, то есть примерно в то же время. Погодные условия наверняка были примерно такими же, ибо вечерняя температура в Лос-Анджелесе с марта по май меняется незначительно. Помимо погоды, Босха интересовало, как освещается переулок и какими источниками, как разносится здесь звук, а также многие другие факторы, которые могли сыграть определенную роль в ту ночь.
Миновав автомастерскую, он заехал на пустую стоянку позади фабричного здания. Выключив зажигание, взял из бардачка фонарик и выбрался наружу.
По пути к гаражу он остановился и сфотографировал на телефон общий вид переулка. Затем прошел к задворкам мастерской, где с разочарованием увидел, что граффити закрасили. На стене остался только один рисунок, нанесенный поверх свежей краски, – змея в виде числа восемнадцать, логотип широко известной банды Восемнадцатой улицы из Рампарта, которая образовала свои ячейки по всему городу, включая Голливуд.
Босх все же достал заготовленный снимок стены и по имевшемуся в одном месте повреждению асфальта смог определить местоположение трупа в ту мартовскую ночь. Он прислонился спиной к стене и огляделся. Напротив него стоял многоквартирный дом, и в одном окошке ванной комнаты горел свет, а само оно было чуть приоткрыто. Он злился на себя за то, что, боясь отнять слишком много времени у Сото, просмотрел не все разделы журнала. В частности, пропустил отчет об опросе живущего поблизости населения. Из светившегося напротив него окна наверняка хорошо видно место, где выбросили труп. А беседовали ли следователи с жильцами этой квартиры или нет, Босх не знал.
Он подумал, не позвонить ли Сото и не попросить ли ее проверить записи в журнале, но решил, что он и без того злоупотребил ее готовностью помочь. С каждым его звонком и каждой обращенной к ней просьбой возрастали шансы, что ее сотрудничество с «врагом» будет раскрыто. Он вспомнил, как, работая в полиции, повесил на стенке своей кабинки лозунг: «Оторви задницу от стула и иди расспроси людей».
Босх отошел от стены и, выйдя из переулка, остановился перед фасадом жилого здания. Это была двухэтажная оштукатуренная постройка розового цвета, возведенная наспех во времена бума восьмидесятых годов без особых затрат и архитектурных излишеств – если не считать штампованное деревянное украшение вокруг парадного входа.
Глядя на дом, Босх прикидывал, какой из квартир второго этажа может принадлежать освещенное окно. На табличке около домофона было указано восемь квартир – с номера сто один по номер сто четыре и с номера двести один по двести четыре. Он решил начать с квартиры двести три и набрал номер на домофоне, но ответа не получил. Тогда он переключился на номер двести четыре, и на этот раз услышал женский голос:
– Qué?
[23]
– Hola, – неуверенно произнес Босх. – Policía. Abierto por favor
[24].
Он владел всего лишь полицейским вариантом испанского и не знал, как сказать, что он частный детектив.
Женщина произнесла что-то слишком быстро, и Босх ничего не смог разобрать. Он повторил свою просьбу более настойчивым тоном:
– Policía. Abierto.
Металлическая дверь зажужжала и отворилась. Босх вошел. Наверх вели две лестницы в противоположных концах здания. Он поднялся по правой в коридор и увидел две двери с той стороны, которая была обращена к переулку. Он сразу понял, что приоткрытое освещенное окно принадлежит квартире двести три, а не двести четыре, где жила откликнувшаяся на его звонок женщина. Сначала он подошел к квартире двести три и постучал. Пока он стоял в ожидании, открылась дверь квартиры двести четыре, из нее высунулась голова старой женщины, уставившейся на него. Босх опять постучал в квартиру двести три, на этот раз громче, затем подошел к женщине и спросил:
– Вы говорите по-английски?
– Poquito, – ответила она. – Немножко.
– Убийство в переулке? Два месяца назад. El asasinato?
[25]
– Si
[26].
– Вы слышали что-нибудь? Видели что-нибудь? – спросил Босх, указывая сначала на свое ухо, потом на глаз.
– О нет. Они были очень тихо. Ничего не слышно.
– Они?
– Los matadores
[27].
– Matadores? Двое? – Он поднял два пальца.
– Я не знаю, – пожала плечами женщина.
– А почему вы сказали «они»?
– Она сказала. – Старуха указала на соседскую дверь.
– Где она сейчас?
– На работе.
– А где она работает?
Женщина изобразила руками, что укачивает ребенка.
– Уход за детьми? Она бебиситтер?
– Sí, sí, sí.
– Вы не знаете, когда она возвращается с работы?
Женщина непонимающе посмотрела на него:
– Uh, finito?
[28]
Босх пробежался двумя пальцами по ладони другой руки и показал на дверь квартиры двести три.
Женщина покачала головой. То ли она не поняла вопроса, то ли не знала ответа. Босх кивнул. Вряд ли можно было добиться от нее большего.
– Gracias
[29], – сказал он, спустился на первый этаж и направился к выходу.
– Эй, policía, – раздался голос позади.
Босх обернулся. В дверной нише квартиры сто три стоял мужчина с дымящейся сигаретой. Босх подошел к нему.
– Вы из полиции? – спросил мужчина, по виду латиноамериканец атлетического сложения, лет тридцати.
Его белая футболка, похоже, от частых стирок уже блестела в электрическом свете. Татуировок на коже не было, так что вряд ли он являлся членом какой-либо банды.
