Тероподы на Играх Теотиукана и впрямь были хищными – никаких вырванных когтей, никаких спиленных зубов. Схватка на арене между завром и наездником была поединком не на жизнь, а на смерть. Неудачливых наездников регулярно уносили с арены на носилках в сооружённый поблизости лазарет, а порой и сразу на кладбище. Толпа неистовствовала как от побед наездников, так и от побед ящеров.
В воздухе пахло кровью, горячим песком, крупными ставками, возбуждением и азартом.
На протяжении целой недели Игр Джон сходился с торгами и дриптами, торвами и дасплетами… И не раз поминал добрым словом злого и жестокого Циркача, которого так ненавидел в детстве – это благодаря ему и его забитым цирковым заврам он знал, с какой стороны к какому хищнику лучше подойти, какие участки тела у него особенно чувствительны, за какие места можно смело держаться и как лучше на нём усидеть.
Именно благодаря этим знаниям Джон не только выжил во всех этапах Игр, но и выиграл в финале, успешно оседлав выпущенного на арену – к полному восторгу толпы – озлобленного пятнистого тираннозавра.
Победителя чествовали словно короля, и у Джона голова шла кругом. Альфред с Бруно кричали ему в оба уха, что они теперь богаты, ведь Джону, а значит, и им – в размере оговорённого процента, разумеется – полагалась не только награда, но и колоссальный выигрыш с сыгравших ставок у букмекеров.
В один миг никому неизвестный динбой Джон Грэм из штата Апачи, Винландия, превратился в самого знаменитого человека столицы. Его приглашали на званые вечера и приёмы, в честь него устраивали концерты и представления. Джон надевал свой самый праздничный наряд – белую динбойскую шляпу, начищенные до блеска – уж это он умел! – сапоги со звенящими шпорами и красный шейный платок, он находился в центре внимания любого собрания – и чувствовал себя безнадёжно чужим. Люди вокруг отличались от людей, к которым он привык, разговоры велись на темы, о которых он ничего не знал, и даже еда была другой! Вместо мяса обычных цератопсов тут ели дорогое – и очень странное на вкус – мясо завезённых из-за океана зверей под названиями «свинья», «корова» и «курица».
Джентльмены майя не носили чапсы и шляпы, а их ремни и неприлично короткие сапоги были сделаны из невероятно дорогой кожи всё того же ценного заокеанского зверя – коровы. Они не жевали табак, а курили его – так было принято на родине их предков, в Иберии. А их разговоры! Джон мог часами говорить о скоте и о том, как лучше всего перегонять стада, но он просто не знал, что сказать о политике нового советника короля Галлии или о новых веяниях в живописи финикийцев.
Но джентльмены майя, поняв, что ему нечего сказать, хотя бы не задавали ему всё новые и новые вопросы и не ждали ответов; они пожимали Джону руку и, выразив восхищение его мастерством, оставляли в покое.
А вот с дамами дело обстояло хуже. Дамы майя, так изысканно одетые, что казались раздетыми, поглядывали на Джона из-за раскрашенных вееров, жеманно хихикали и задавали совершенно нелепые для представителей столь просвещённого народа вопросы: «Это правда, что в Винландии тероподы гуляют на улицах?», «Это правда, что у вас принято есть руками?», «Это правда, что в Винландии до сих пор живут дикие племена?» Или, ещё хуже, бесцеремонно интересовались, что он думает по поводу женщин майя, и хлопали ресницами. А когда он мучительно краснел и косноязычно мычал что-то в ответ, заливались визгливым смехом. Им подтявкивали крошечные, с ладонь размером, заврики, которых дамы зачем-то держали в своих сумочках. Когда Джон поинтересовался, для чего они носят с собой только что вылупившихся ящеров – неужели выкармливают? – ему рассказали, что это такая мода и что на самом деле завры эти взрослые, просто пигмейные. Что далеко на юге есть земля под названием Магеллания, в джунглях которой живут пигмейные люди ростом с ребёнка, и завры у них тоже пигмейные. Что один из путешественников привёз такого своей жене в подарок, и каждая дама столицы тут же возжелала себе такого же, и потому в Магелланию отправили целую экспедицию, которая привезла обратно пигмейных завров в сумочки для красоты – и пигмейных людей в дома для обслуги… Дамы вообще очень, очень много говорили, и Джон частенько с тоской вспоминал сестру; когда-то он считал Эллу болтушкой… Как же он ошибался! Он ошибался, считая Эллу болтушкой, он ошибался, считая, что Теотиукан – это лучший город мира, он ошибался, считая Апачи самым скучным и унылым местом на земле…
Наконец месяц спустя празднования закончились, и Джон решил, что теперь ему пора возвращаться обратно. Он заработал десять тысяч награды и ещё тридцать – на ставках. Это такая уйма денег, что ему больше не нужно будет ездить по Винландии с «Наездниками Бэнкса». Он сможет купить свой дом. И ранчо… Может, он даже уговорит Джордан уехать с ним…
– Ты с ума сошёл? – попытались отговорить его агенты, Альфред и Бруно. – А гастроли по другим городам Майя? Ты – победитель Игр! Ты хоть знаешь, какие тебя ждут развлечения!
– Знаю, – отрезал Джон. Он знал, какие его ждут развлечения, и знал, что они будут ему не по душе.
Альфред и Бруно, рассчитывавшие заработать на популярности Джона побольше, сникли.
– Давайте мне мои сорок тысяч, и я еду обратно, – заявил Джон.
– Мы не можем прямо сейчас отдать тебе эти деньги, – ошарашили его агенты. – Видишь ли, мы заботимся о твоей выгоде, и твои деньги мы вложили.
– Куда вложили? – подозрительно нахмурился Джон. Единственное вложение денег, которому он доверял – это хорошая жестянка, зарытая во дворе дома.
– В акции золотодобывающей компании. Понимаешь, на севере обнаружили золотые месторождения, и если вложить в прииски доллар, то вскоре можно получить десять. То есть твои сорок тысяч могут превратиться почти в полмиллиона.
– Что мне делать с полумиллионом? – удивился Джон. Ему бы не хватило всей жизни, чтобы потратить даже часть этих денег. – Мне не нужно полмиллиона, мне хватит и сорока тысяч. Давайте мне их обратно.
– Мы не можем! Честно! – молитвенно приложил руки к груди Бруно. – По условиям вклада, мы не можем снять деньги раньше, чем через три месяца.
– Хорошо, – стиснул зубы Джон. – Я согласен на гастроли на три месяца. Потом вы снимаете мои деньги, и я еду домой.
– Но чтобы твои сорок тысяч превратились в четыреста, нужно больше, чем три месяца, – заметил Альфред.
– Мне всё равно, – отмахнулся Джон и вздохнул – перспектива провести ещё три месяца, гастролируя по Майя, его совсем не радовала.
А потом усмехнулся. Сказал бы ему кто десять лет назад, когда он сидел у вокзала и начищал сапоги, что однажды он будет ходить по белым улицам Теотиукана, вдоль знаменитых золотых пирамид, и всё, чего будет хотеть – это вернуться в Гринфилд, – ни за что не поверил бы.
* * *
Джон сошёл с поезда в пыльных сапогах из потёртой кожи дроозавра, с одной сумкой за спиной и десятью долларами в кармане – ровно столько он выиграл когда-то на родео «Наездников Бэнкса», которые приехали с гастролями в Гринфилд.
Неподалёку от железной дороги стояло стадо цератопсов, дожидаясь товарняка, двое динбоев подгоняли отбившихся завров. В воздухе разносился запах навоза, паровозного дыма, рёв и клёкот цератопсов – и знакомые звуки гармоники.
