– Шевелитесь! – гаркнул Дракон. – По одной в час собираетесь таскать?!
– Каер Муниц… – снова услышал он за спиной тихий, но настойчивый голосок и взбеленился окончательно.
Но только он собрался повернуться к назойливой бабенке, чтобы вытолкать ее со двора, как из фургона высунулся Князь-Волчок и отвлек его от жестокого намерения.
– Каер Муниц, не скажете, что это такое? – удивленно вопросил новый комик.
В руках у него была престранная штуковина, с ходу и впрямь не разберешь, что к чему, – пыльный кожаный мешок с притороченной к нему снизу железной треногой, утыканный поверху деревянными трубочками, с пестрыми рядами костяных кнопок по бокам.
Сам Дракон узнал ее не сразу. А узнав, досадливо сморщился.
Как эта штука называлась, старик понятия не имел, хотя возил ее вместе с реквизитом вот уже двадцать лет – выбросить было жалко. Каково назначение, Муниц тоже не ведал, поскольку приобрел ее когда-то у случайного попутчика в дилижансе, будучи в изрядном подпитии. Наверняка он даже и спросил тогда, что это такое, только вот ответ продавца вылетел из памяти…
– Не скажу! – рявкнул он. – На кой ты выкопал эту дрянь? Сунь обратно да делом займись!
Тихий голосок послышался снова:
– Это гамадун.
Волчок всмотрелся в худенькую фигурку, маячившую позади массивной туши Муница, и приветственно помахал рукой:
– О, кру Таум, здравствуйте! Как вы сказали? Гама?…
– …дун, – закончила надоедливая просительница.
Кру Таум.
Услышав имя, Папаша ее вспомнил. Полоумная сестра трактирщика Буна.
Старик мрачно засопел. И нужны ему напоминания о вчерашнем скандале?… Он открыл было рот, чтобы велеть ей проваливать отсюда, но тут кру Таум, выйдя из-за его спины, продолжила объяснения:
– Это музыкальный инструмент. Старинный, таких давно не делают. Но звучит он приятно.
Гнать ее Дракон тут же передумал.
Чего в столь дорогом его сердцу «Божественном» театре всегда недоставало, так это музыки, украшения спектаклей, и нечаянное открытие заинтересовало старика.
– Вы слыхали, как на нем играют? – спросил он недоверчиво.
– Да, – ответила кру Таум. – И сама немного умею.
– Ну-ка, сыграйте!
Повинуясь знаку антрепренера, Волчок спустился с фургонной лесенки, вручил загадочный мешок кру Таум и подмигнул ей.
Та в ответ улыбнулась.
«…Боже, Боже», – внезапно застонал невидимый спутник Пиви Птички, – «неужели еще одна?»
«Успокойся, Дуду», – вздрогнув, огрызнулась она. – «Хоть сотня еще… какая разница?»
«Я больше не могу…» – заныл он. – «Ну что ты сидишь? Иди в фургон, пока никто не смотрит, пошарь там как следует!»
«Сто раз уже шарила. Нет там ничего».
«Но где-то же он должен быть?!»
«Не знаю. Тебе видней».
Дуду еще раз простонал и затих. А потревоженная Пиви, забыв о париках, с тоскливым любопытством уставилась на эту несчастную, которая с таким упорством лезла по доброй воле в когти Дракону. И правда – зачем?…
Папаша Муниц тоже впился в сестру трактирщика ожидающим взглядом.
Кру Таум ловко разложила пыльный мешок на треноге, деревянными трубочками кверху. Затем нашарила ногою педаль, которая обнаружилась при одной из опор треноги, и принялась ритмично нажимать на нее, отчего мешок зашипел и начал раздуваться. Катти помогала ему, расправляя складки, пока он не принял шарообразную форму и верхние трубочки не растопырились во все стороны самым угрожающим образом.
Декорации были забыты. Аглюс, придя за очередной ношей, задержался посмотреть; следом за Волчком выбрался из фургона Титур; вынырнула откуда-то Иза, сказала: «Батюшки!», увидев ощетинившийся мешок, и, конечно, осталась тоже.
Все, включая Папашу Муница, стояли и глазели на чудной гамадун как завороженные. Кру Таум тем временем отважно изловила одну из трубочек, ту, что была длиннее прочих, с изогнутым концом, и дунула в нее, нажав одновременно на три кнопки с правого боку.
Кожаный шар испустил протяжный трехголосый вопль, на удивление звучный. Похожий на зов охотничьего рога и стенание разом. А потом ловкая маленькая женщина, разрумянившись, забегала пальцами по правым кнопкам, продолжая подкачивать педалью воздух, и чудо-мешок запел.
Кру Таум не обманула – звучать он должен был, судя по отдельным нотам, приятно. Когда бы не хрипел, как старый пьяница, не кашлял, и кое-какие звуки не пропадали вовсе, переходя в жалостливый сип. Из-за этого мелодия колыбельной, которую играла Катти, угадывалась с трудом, и то лишь потому, что каждому нибурцу была знакома с детства, как голос матери.
На хрипы и стоны гамадуна сбежались все, кого тут еще не было. Как сказал бы Дракон, не будь он сам увлечен, – «оглохнуть и ослепнуть готовы, лишь бы не работать!..» Но кру Таум, озабоченно покачав головой, быстро прекратила игру.
Она пересчитала грозно пошевеливаемые выходящим воздухом трубочки и сказала, что не хватает двух штук. Дракон отправил Волчка с Титуром на поиски, и одна вскоре нашлась – в том же углу, что и сам гамадун. Катти воткнула ее в надлежащее отверстие, после чего сипов с хрипами сделалось вполовину меньше и в том, что это и вправду приятный музыкальный инструмент, сомнений ни у кого не осталось. Но, чтобы найти вторую трубочку, требовалось, похоже, перетряхнуть весь хлам, который успел скопиться в фургоне за годы скитаний и даже слежался местами в окаменелые пласты.
– Вот этим и займись, – приказал кру Таум Папаша Муниц, – когда парни вынесут декорации!
Командный тон его, как и внезапный переход на «ты», означал, что антрепренер уже считает Катти своей собственностью и что труппа «Божественного» театра приняла ее в свои многострадальные ряды…
Пиви Птичка вздохнула.
Отвела взгляд от новой подруги по несчастью и снова принялась водить гребнем по парику. Бедняжку можно только пожалеть. А беспокоиться не о чем. Даже если эта самая кру Таум – и впрямь еще одна охотница за универсусом, кто сказал, что ей повезет больше, чем другим?…
* * *
Искать недостающую трубочку Катти не пришлось.
Точно такой же инструмент, только в полной сохранности, лежал на чердаке дома Таумов – когда-то на нем играл Имар, который и научил жену нескольким простым мелодиям. Сообщив об этом Дракону, кру Таум получила милостивое разрешение сходить за собственным гамадуном, а увечным театральным заняться как-нибудь на досуге.
Дневной и вечерний спектакли были даны уже с музыкальным сопровождением.
Катти, сидя за кулисами, старательно пускала в ход гамадун в указанных местах. Того немногого, что она умела из него извлечь, оказалось вполне достаточно – король Игал отправился на войну под аккомпанемент веселенького марша; его неверная королева встретилась с любовником под нежные звуки пасторальной песенки о пастушке. Открытие королем супружеской измены сопровождалось заунывной рыцарской балладой. И «умерли» все в конце под пугающие трагические аккорды, извлеченные Катти в порыве вдохновения из левых, басовых кнопок гамадуна.
