И лишь величайшим из мудрецов было ведомо, что во вселенной действительно существуют некие светлые и могущественные, состоящие из чистой энергии создания, силы которых превыше всякой магии и разумение превыше всякого знания; но даже эти мудрецы не могли сказать, где таковые обитают и с какой целью наведываются в грешные материальные миры.
Квейтанский Высокий Совет во главе с правителем полагал, что это, возможно, и есть эмиссары Монтальвата. Которые в материальных мирах выполняют примерно те же функции, что и наблюдатели от самой Квейтакки, – следят за соблюдением вселенского энергетического баланса. Признаться, правитель Гратта даже подозревал втайне одного из своих собственных советников… но спросить, не монтальватец ли он часом, разумеется, не решался. Ведь и великие маги порою опасаются показаться смешными…
Теперь читатель в состоянии себе представить, о чем подумал правитель, когда неказистый кавалер Виллер назвался вдруг посланником Монтальвата.
Магистр Гратта смотрел на него молча и внимательно, выискивая в лице и глазах признаки помутнения рассудка. Их, однако, не наблюдалось – взгляд посетителя был на диво ясен и остр.
Кавалер Виллер тем временем продолжал:
– Понимаю, ты удивлен, благородный магистр. Я и сам нахожусь в затруднении, ибо случай, прямо скажем, беспрецедентный… Как вы, квейтанцы, скрываете свое существование от смертных, полагая их не готовыми к контакту, так и мы еще долго будем не вправе смущать незрелые умы своим открытым присутствием – ведь наш мир лежит за пределами восприятия материальных существ. И все же мы вынуждены пойти на контакт, поскольку нуждаемся в вашей помощи.
Магистр Гратта не утерпел, скептически улыбнулся.
– Вы нуждаетесь в нашей помощи?
– Именно так, – кивнул странный посетитель и тоже позволил себе легкую усмешку. – Что бы вы о нас ни думали, мы не боги. И не всесильны. Есть и у нас дела, с которыми мы не в состоянии справиться.
– Кто же тогда в состоянии? – все еще улыбаясь, спросил магистр Гратта.
– Полагаю, – ответил кавалер Виллер, – что непростое дело наше мы со спокойным сердцем могли бы поручить… капитану Каролю Хиббиту из разведывательного управления Первой Лучистой армии.
– Так, – магистр Гратта убрал улыбку. – Я ценю добрую шутку. И с удовольствием признал бы твои слова таковой, если бы объектом ее ты, благородный кавалер, выбрал не правителя страны, а кого-нибудь другого – у кого есть время посмеяться над нею. Прошу тебя…
Посетитель поднял руку, призывая к молчанию.
– Я вижу, – сказал он невозмутимо, – что безумцем я тебе уже не кажусь. Тем лучше. Из ныне живущих магов ты, правитель, пожалуй, ближе всех подошел к тому, чтобы однажды по доброй воле сделаться одним из нас. Уже сейчас у тебя достанет силы не утратить разум, увидев мое истинное обличье. Поэтому – смотри на меня, и пусть это послужит доказательством моей искренности и серьезности!
…Что увидел правитель Квейтакки, когда посланец Монтальвата принял свой настоящий облик, навсегда осталось его личной тайной.
Тайной, только уже не личной, а государственной, осталось также и то, что было обещано ему монтальватцем в обмен на привлечение к делу капитана Хиббита.
Да и о самом этом визите правитель рассказал лишь полковнику Рон Аннону, начальнику разведки Первой Лучистой, и магистру Ариэлю, главе Волшебной Стражи, которых вызвал к себе сразу после того, как невероятный гость его покинул.
Он коротко посвятил обоих в суть дела и попросил отозвать с наблюдательского поста в земном городе Петербурге капитана Хиббита. На следующий день они явились к правителю уже втроем и тоже встретились с посланцем Монтальвата, носившим обличье невзрачного, скромно одетого человека средних лет с удивительно острым взглядом.
Он и рассказал в подробностях о задании, поджидавшем капитана Хиббита. Вроде бы пустяковом на первый взгляд, но весьма на самом деле ответственном. И далеко не безопасном.
* * *
Мысль об опасности в тот момент, надо заметить, волновала капитана меньше всего.
Он был рад несказанно – никто из начальства и словом не обмолвился о его последней авантюре, учиненной на собственный страх и риск с превышением всех наблюдательских полномочий. Это означало, что они, по-видимому, еще ничего не знают. И позволяло надеяться, что до отправки его на задание и не успеют узнать. А уж после… Вернувшихся с победой героев не наказывают.
Кароль был рад настолько, что позволил себе даже махнуть рукой на чертовски скверное предзнаменование – кошмарный сон, преследовавший его в ночь накануне вызова к правителю. Форменный ужастик, роль главного пугала в котором исполнял некий безвременно почивший черный маг…
Восстав из мертвых, он гонял капитана Хиббита по темным, заснеженным улицам Петербурга, по мрачным, захламленным чердакам и подвалам, угрожая столь же безвременной погибелью; таился за каждой дверью, какую открывал капитан; выскакивал из-за каждого угла. И когда, отчаявшись, Кароль пытался вызвать Волшебную Стражу по мобильнику, не помня почему-то о существовании ментальной связи, он обнаруживал в окошке лишь беспорядочно бегущие ряды буковок и цифр и понимал с ужасом, что в телефон попал вирус и спасения нет…
Кошмар этот имел самое прямое отношение к упомянутой авантюре. И вполне мог оказаться всего лишь отголоском пережитого страха, а никаким не предзнаменованием. Так капитан Хиббит и порешил, после чего предпочел о нем забыть. Тем более что рассказать о жутком сне начальству означало, во-первых, добровольное признание в содеянном, что было абсолютно лишним. А во-вторых, начальство, искушенное в науке предзнаменований, вполне могло обеспокоиться и отложить отправку капитана на задание. А то и вовсе отказать посланцу Монтальвата в его просьбе.
Капитану же хотелось настоящего дела. Ему до смерти надоело торчать на тихом наблюдательском посту…
* * *
Итак, легендарный Монтальват, заоблачная страна отдохновения, чудесный мир чистой энергии и непредставимых возможностей, действительно существовал.
Спорить с этим фактом в присутствии его посланника не приходилось. Хотя кавалер Виллер примерно столь же коротким сообщением о нем и ограничился, несмотря на общее разочарование.
Скорее всего, посланнику было попросту запрещено говорить больше. Но, разведя руками, он с огорченным видом объяснил свой лаконизм тем, что ни в одном языке материальных миров не найдется адекватных понятий, которые позволили бы рассказать о Монтальвате подробнее. И, может быть, не соврал – потому что по той же самой причине кавалер Виллер оказался не в состоянии описать даже тот утраченный монтальватцами предмет, который капитану Хиббиту надлежало никому не понятным образом найти, дабы возвратить законным владельцам.
– Это, – сказал он, обращаясь к Каролю, – э-э-э… сгусток энергии, предназначенный для… э-э-э… удержания пучка другой энергии. Вместе они служат… э-э-э… для гармонизации и украшения пространства. Ну, представь себе… представьте, – поправился он, вспомнив, видимо, что уроженцы Земли предпочитают уважительное обращение на «вы», – скажем… обыкновенный цветочный горшок. Или вазу.
