Так говорили ему в Валгалле.
Иванов смотрел на звезды.
То, что на небесах были существа, недовольные установленными на них порядками, нисколько не удивило его. Гораздо более удивительным было бы всеобщее довольство и умиротворенность. Смущало одно — критерии Добра и Зла имели нечеткие очертания. Оказалось, что можно творить Зло во имя Добра, и Добро оказалось не всегда позитивным. Оказалось, что религии все-таки нетерпимы друг к другу. Для того чтобы достичь гармонии, потребовалось разобщить человечество на несколько обитаемых миров, а потому допускалось творить Зло во имя того, чтобы чужая нетерпимость и чужая вера в Добро не столкнулись в неодолимом противостоянии, только потому, что это противостояние вновь вело к установлению Зла как философской категории, а следовательно, обещало неизбежность новой битвы.
И вновь нахлынули воспоминания, и в этих воспоминаниях столкнулись в пустыне две армии, которым предстояло одержать победу или умереть, и между ними не могло быть перемирия, только война до уничтожения одной из сторон.
Глава восемнадцатая
В окопе пахло свежей кровью.
Привалившись спиной к стене, в окопе сидел Димка Чупиков из третьего взвода. Вместо кадыка у него была рваная рана, лицо и камуфляж залиты подсыхающей и темнеющей на воздухе кровью. Остальные выглядели еще хуже.
Ну и ночка! Это был уже второй окоп, где орудовала нечисть.
— Волкодлаки, — пробормотал особист.
Был он в черном комбинезоне, и на поясе у него было странное оружие, нечто среднее между краскопультом и газовым пистолетом. Иванов такой штуки никогда не видел и на занятиях по боевой подготовке пользоваться этим оружием его никто не учил.
— Вы посматривайте, — сказал особист, присаживаясь на корточки перед очередным трупом и расстегивая покойному ворот. Вместо крестика на груди у мертвого была оплавленная, еще горячая капля.
— Вон оно что, — сказал особист. — А я думал, почему они в горло целились, крестик все же. А его и нет, мигунцы поработали.
Он встал, сдирая с рук тонкие резиновые перчатки.
Сидящие на краю окопа валькирии вопросительно посмотрели на особиста, и тот кивнул.
— Забирайте, — сказал он. — Мы уже закончили.
Бойцы откровенно глазели на стройные длинные и голые ноги валькирий.
— Я же приказал вести наблюдение вокруг, — сказал особист. — Пацаны… Набрали вас на нашу голову.
Он сложил в планшетку жетоны погибших и огляделся.
— Городько, — позвал он лейтенанта. — Замену погибшим подготовили?
— Сейчас из резерва подтянутся, — сказал из темноты лейтенант.
— Давай быстрее, — приказал особист. — Мне их еще проинструктировать надо.
В темном небе что-то захлопало. Хлопанье это приближалось. Казалось, что сотня просохших простыней шумно плескались на ветру.
— Гарпии, — встревоженно сказал особист. — Лейтенант, объяви боевую готовность, к нам гости пожаловали…
Он не договорил, потому что из темноты на окоп рванулось сразу десятка полтора оскаленных волчьих морд, и все сразу сплелось в жестокую кровавую схватку. Затрещали выстрелы, послышалось рычание и вой, крики, предсмертные вопли, хрип и матерщина. На Сашку бросился огромный серый волк с подпалинами на выпуклом лбу. На спине у него, вцепившись в шкуру крошечными лапками, сидело странное существо, напоминающее хорька или ласку. Крестик вдруг больно впился в тело, он обжигал, и Иванов понял, что это и есть тот самый мигунец, которого упоминал особист. Уклонившись от броска волкодлака, Иванов успел схватить мигунца за мягкий загривок, и мигунец вдруг заверещал так пронзительно, что бой в окопе на несколько мгновений прекратился. Люди и волкодлаки уставились на мигунца, который сучил лапками и продолжал верещать.
Паузой воспользовался особист, успевший сорвать с пояса свое странное оружие. Окоп заполнился паром, жутко завыли волкодлаки, и через несколько секунд все кончилось — вместо зубастых хищников на дне окопа билось около десятка человеческих тел, с которых клочьями ползли волчьи шкуры.
— Бей их! — закричал особист отчаянно, но никого подгонять было не надо, ножи сделали свое дело и отомстили за погибших.
Особист осторожно приблизился к Иванову и перехватил у него мигунца. При виде особиста мигунец замолчал и обвис у него в его руке, слабо подергивая лапками и вращая круглыми, как у лемура, глазами.
— Ловко ты его, — сказал особист. — Ничего не скажешь… Сам догадался или вычитал где?
— Машинально все вышло, — признался Иванов, чувствуя, как медленно покидает тело нервная дрожь.
Рядом опять захлопали крылья, и это заставило бойцов настороженно поднять глаза. По счастью, это прилетела валькирия. Выглядела она жутковато. Левое бедро ее было исполосовано чудовищными когтями, лицо было залито кровью, в прорехи на груди молочно светились высокие соблазнительные груди. Молча оглядев солдат, валькирия подхватила сразу нескольких убитых и взмыла в темноту.
— Это гарпии ее так, — сказал кто-то из солдат.
— Да уж, — подхватил второй. — Бабы дерутся, мужикам делать нечего.
И в это время в окоп начали прыгать бойцы из резерва. Они еще не участвовали в боях, а потому с ужасом смотрели на окровавленные останки.
— Лейтенант, — сказал особист. — Ты все понял?
— Так точно, — выступил из темноты Городько.
— Вот и отлично. Значит, проинструктируешь их сам. А этого… — особист указал на Иванова. — Этого я с собой заберу.
Приказы начальников не обсуждаются.
— Держи, — особист сунул Иванову плененного мигунца. — У тебя сидор есть? Смотри только, чтобы не сбежал.
— А он ничего не сделает? — осторожно поинтересовался Сашка.
— Теперь ничего, — сказал особист. — Я на него заклятие наложил.
Он усмехнулся, еще раз оглядел Иванова и сказал:
— Ну что, давай знакомиться, разведка? Майор Фролов. Лев Иванович меня зовут.
— Рядовой Иванов Александр, — представился и Сашка. — Только я не разведка, я из истребительной роты.
— Был из истребительной, — поправил его особист. — Теперь ты в разведке будешь служить. И никогда об этом не забывай, рядовой Иванов. Ты же десантник?
— Так точно, — сказал Иванов.
— Значит, и разведчик из тебя получится, — засмеялся особист. — У меня глаз наметанный, я до святой инквизиции в ФСБ служил.
Глава девятнадцатая
Земля была похожа на огромный мяч, сшитый их разноцветных лоскутов. Дымка облаков окружала ее, и при виде планеты Александр Иванов испытал чувства, доступные лишь страннику, который после долгих и томительных скитаний увидел вдруг дым из очага родного дома. Рядом с несущейся вокруг Солнца Землей светился желтый полумесяц Луны, остальная поверхность спутника лишь угадывалась в космическом мраке.
