Джулиус сжал телеграмму в кармане.
– Ответа не будет, – сказал он. – Послушайте, Дрексвелл, попытаетесь найти мне того архитектора? Я пропущу и следующий поезд тоже, уеду на полуночном экспрессе.
– Вы уверены, что вам так будет удобно?
– Да, совершенно уверен. Давайте еще раз взглянем на первый этаж, – сказал Джулиус.
Итак, он, к своему удовлетворению, завершил все дела, поужинал с архитектором и прибыл на вокзал за три минуты до отправления ночного поезда.
Теперь, когда вопрос с кафе был улажен, у него появилось время обдумать то, что происходит дома. Он достал из кармана телеграмму и перечитал ее.
Джулиус осознал, что существует вероятность (и немалая), что, вернувшись домой, он не застанет Рейчел в живых. Надо быть готовым к такому исходу. Да, он по-своему любил ее и нисколько не хотел потерять. Врачи в таких случаях бесполезны, пожалуй, тут все зависит от самой женщины. Он вспомнил бледное, серьезное лицо Рейчел и так и просидел всю дорогу, глядя куда-то перед собой и постукивая пальцами по колену. В Ханс-Кресент он прибыл около пяти утра. Миссис Дрейфус уже ждала его у лестницы – должно быть, услышала, как подъезжает кеб.
– Ну как? – спросил он.
Она покачала головой:
– Все по-прежнему. Доктора ничего не могут сделать. Рейчел совсем обессилела и сдалась. О Джулиус… – Она протянула к нему руку.
– Ладно… – сказал он. – Я поднимусь к ней.
– Доктора вернутся в семь, – сообщила теща. – Сказали, что здесь им находиться смысла нет, до этого времени ничего не изменится. Мы с сиделкой ухаживаем за ней.
Он поднялся в комнату к жене. Лежащая неподвижно Рейчел глядела на него и будто не узнавала. Сиделка вытирала пот у нее со лба.
– Ей дадут болеутоляющее? – спросил Джулиус.
Сиделка полагала, что да.
– Неправильно это, – сказал Джулиус. – Так она только еще больше ослабнет и окончательно потеряет волю к жизни. Ей надо бороться.
– Доктора боятся перенапряжения, сэр.
– Ничего они не знают, – возразил Джулиус. – Рейчел не неженка. У нее крепкое сложение, я знаю ее тело лучше, чем они. Рейчел, – позвал он ее. – Рейчел, посмотри на меня.
Веки ее дрогнули, она взглянула на него. Потом закричала от боли, изогнувшись всем телом.
– Рейчел, – повторил Джулиус. – Я тебе помогу. – Он крепко сжал ее руки. – Упрись ногами в спинку кровати.
Сиделка тронула его за рукав:
– Вы ее убьете. Она этого не выдержит.
– Убирайтесь отсюда! – велел Джулиус.
– Я за нее отвечаю, сэр, врачи поручили ее мне…
– Я сказал – убирайтесь!
Он посмотрел на Рейчел, на ее горячие влажные руки в своих ладонях, на то, как она вся сжалась и напряглась, вскрикивая от малейшего движения.
– Борись! – велел он. – Давай же, борись. Изо всех сил. Кричи что есть мочи, не стесняйся, это поможет. Борись, Рейчел! Я здесь, я не дам тебе умереть.
Сиделка выскользнула за дверь – наверное, побежала за врачами.
Это продолжалось целую вечность – Рейчел напрягалась изо всех сил, а он крепко держал ее за руки, не обращая внимания на ее крики.
Врачи еще не приехали. Джулиус поискал глазами сиделку – она стояла позади него, поджав губы и с ужасом взирая на происходящее.
– Принесите тряпки какие-нибудь, – бросил он ей. – Придется справляться самим. – И снова обратился к Рейчел: – Давай. Последний раз, и потом отпускай мои руки.
Через четверть часа, ровно за пять с половиной минут до того, как два врача и миссис Дрейфус открыли дверь в спальню, Джулиус Леви принял в свои руки новорожденную дочь. Рейчел распростерлась на постели, изможденная, но живая. Марта Дрейфус потом говорила, что это была самая странная и ужасная сцена, которую ей доводилось видеть: Рейчел лежала обессиленная на постели, а над ней возвышалась темная фигура Джулиуса. Свет лампы выхватывал из полутьмы его лицо с упавшими на глаза прядями черных волос, в руках у него что-то брыкалось и плакало, а он смеялся.
Рейчел выжила, и младенец тоже. Возможно, усилия Джулиуса спасли им обоим жизнь, но его метод, хоть и действенный, был, без сомнения, варварским, и прошло много недель, прежде чем силы его жены начали восстанавливаться. Девочка, прекрасный здоровый ребенок, весившая больше десяти фунтов
[43] при рождении, питалась младенческими смесями и превосходно себя чувствовала.
Рейчел была разочарована, что у нее родился не мальчик. Очевидно, и бабушка с дедушкой тоже.
– Какая жалость, что у вас не сын, – говорили все Джулиусу. – Вам необходим сын.
Джулиусу было мало дела до того, какого пола его ребенок. Девочка наделала шуму за двоих, едва не погубила мать, и вообще из-за нее он пережил самый ужасный час в своей жизни. Он смотрел, как она посапывает в колыбели, пуская слюни, как, просыпаясь, плачем требует пищу. Было нечто очень чувственное и умиротворяющее в том, как она утоляла голод, в ее пухлых надутых губках и приплюснутом носике. Джулиус смеялся, глядя на нее, и легонько щипал ее за носик, пока она не начинала попискивать.
– Кто помог тебе родиться? – спросил он в очередной раз.
– Надеюсь, она похорошеет, когда подрастет, – вздохнула Рейчел. – Боюсь, пока ничего не понятно. Девочки должны быть хорошенькими. О дорогой, ну почему она не мальчик?
– Ну я уж не знаю, – зевнул Джулиус. – Пусть девочка. Все младенцы – забавные маленькие зверьки, ни на что не похожие.
Бедная Рейчел, после ужасной схватки со смертью – такое разочарование. Придется ей сосредоточить все свои чаяния на этом ребенке. Врачи сообщили Джулиусу в приватной обстановке, что Рейчел вряд ли сможет родить еще одного. Младенец повредил ей что-то внутри, а может, он, Джулиус, своими неумелыми руками тому поспособствовал. Факт оставался фактом: больше детей не будет. Джулиус был крайне рад, ему не очень-то хотелось снова проходить через все это. Да и вообще, кому нужны эти дети?
Хорошо, что так получилось. Рейчел относилась к вопросам деторождения со священным трепетом и не хотела ничего делать, чтобы избежать беременности. Она бы упрямствовала и рожала в год по ребенку. В этом вопросе она бы точно ему не уступила. Так что случившееся сразу решает все проблемы. Этот ребенок заполнил пробел в биографии Джулиуса – дочь была необходимым украшением его семейной жизни. Было приятно сознавать, что теперь у него есть не только жена, но и ребенок – еще один пункт в списке того, чем он владел.
Сын бы вырос и создал проблемы. Сына было бы трудно себе подчинить – он бы жил с надеждой унаследовать отцовское состояние и положение. С дочерью всего этого не будет. Дочерьми можно управлять, для них главное в жизни – быть привлекательными.