– А ты-то откуда прознал? И какое тебе дело? Ну, запамятовал я, и что?
– Я так и думал. Так вот, мистер Гранди. Я имею большое желание выкупить у вас пекарню.
Старик не верил своим ушам.
– Выкупить? Ты что, рехнулся? На какие гроши, хотел бы я знать?
Леви улыбнулся – он вовсе не собирался отчитываться перед стариком.
– Это мое дело, мистер Гранди, скажу только, что я некоторое время откладывал средства.
– Да ты ж чуть с голоду не помирал, когда я взял тебя на работу три года назад!
– Нет, сэр.
– Да какого ж черта? Пришел этакий заморыш, худой как спичка – да ты всегда выглядел так, будто голодаешь. Что, и тогда у тебя уже были деньги?
– Да, но я их не тратил.
– Ты, значит, голодал, работал тут изо всех сил, хотя у самого деньги были. Не понимаю. Ты что, Леви, умом тронулся?
– Нет. Если б я тогда предложил выкупить пекарню, вы бы мне ее не продали. Да и я бы прогорел. Теперь же все изменилось. Меня знают в округе, впрочем, нет нужды углубляться во все это… Ну как, вы согласны уступить мне пекарню, мистер Гранди?
Старик забеспокоился, он ничего не понимал – все перевернулось с ног на голову.
– Дела идут очень хорошо, – принялся возражать он. – Зачем мне продавать лавку? К чему мне такие перемены? Нет уж, спасибо.
Джулиус Леви пожал плечами.
– Решать, конечно, вам, – сказал он небрежным тоном. – Мое дело предложить. Не продадите – пойду в другое место. Я тут еще на одну лавку глаз положил. Только вот придется вам самому заниматься магазином, а вы маловато там появлялись все эти годы. Покупатели вас забыли. А если выкуплю другую лавку, то и покупателей за собой уведу.
Он повернулся к двери, давая понять, что разговор окончен.
Старик испугался. Он понял, чем все это ему грозит. Да и то, как Леви себя повел, ему не нравилось. Бессовестно и странно.
– Ладно, погоди уходить-то, – буркнул он. – Чего так заторопился. Потолкуем давай.
Джулиус сидел за столом, положив перед собой листок бумаги и ручку, и ждал. Он шел к этому мгновению три года, а терпения ему было не занимать. Обмакнув ручку в чернильницу, он посмотрел на Гранди. Лицо старика не выражало никаких эмоций. Джулиус посмеивался про себя, он уже знал, что победил. Он стал хозяином лавки «У Гранди». Вскоре на вывеске красовалась новая надпись: «Леви – пекарь и кондитер».
Эльза переселилась из убогой каморки на Клиффорд-стрит в комнаты за магазином. Он не стал посвящать ее в подробности их нового положения, а то еще решит, что у него много денег.
– Экономить будем, как и раньше, – предупредил он ее сурово. – На всем. Да, тут три комнаты, но денег у меня все равно нет. Так что поаккуратнее с дровами и продуктами.
Эльза печально кивнула. Разумеется, они по-прежнему бедны, она будет экономна. Но какой же он умный, ее Джулиус. Всего двадцать три года, а уже хозяин пекарни. Она не понимала, как ему это удалось. Главное, что он доволен.
Здесь, конечно, было получше, чем на Клиффорд-стрит, но шума стало еще больше. По улице все время грохотали повозки и экипажи. В конце дня голова у Эльзы раскалывалась, так что хоть криком кричи. В этих комнатах тоже было темно и мрачно, а летом еще и очень душно. Работы у Эльзы прибавилось – нужно было убираться в доме и заниматься стряпней. Кроме этого, она готовила еду для пекарей и иногда помогала в магазине.
Джулиус велел Эльзе заняться кондитерской. Так что теперь она работала с утра до ночи, ложилась поздно, вставала рано и так уставала к вечеру, что ей хотелось одного – поскорее лечь спать.
Энергия Джулиуса никогда не иссякала. Он словно не понимал, как можно устать и присесть отдохнуть, оттого что спина разламывается и в горле саднит.
– О Джулиус, не сердись! Дай мне минутку, – ответила Эльза на его упрек, и в ее затуманенном из-за недосыпа сознании тут же возникли картинки из другой жизни, где люди поют, светит солнце, днем долгая сиеста, а воздух пахнет мхом и эвкалиптом. «Вернемся ли мы туда когда-нибудь?» – спросила она себя, но из дремы ее вырвал голос Джулиуса:
– Эльза, Эльза, хлеб испекся. И что там с пирогами? Уже половина четвертого – пора товар выставлять.
– Минутку, сейчас принесу. – Она с трудом поднялась со стула, убрала со лба волосы и мимоходом увидела себя в зеркальце на стене – бледную, обессиленную, с огромными глазами на осунувшемся лице; малышку Эльзу, которая когда-то смеялась и хлопала в ладоши в танцевальном зале в Касбе. «Мне восемнадцать, – подумала она. – Я старею. Скоро он меня разлюбит». Потом прихватила ветошью горячий противень с пирогами и понесла в магазин.
– Опаздываешь, – упрекнул ее Джулиус. – Некогда бездельничать. Я дважды повторять не буду.
Покупатель поглядел на нее с любопытством. Эльза вспыхнула от стыда за то, что Джулиус отчитывает ее перед чужими людьми. Вернувшись в темную кухню, она надрывно закашлялась и тут же прижала ко рту платок. Джулиус рассердится, если услышит. Ей уже попадало от него за это.
– Кашляй потише! – рассердился он. – Покупателей распугаешь. Подумают, что у нас тут больная. Кто захочет обкашлянные пироги покупать?
Она ответила, что постарается сдерживаться, но к горлу снова подступила удушливая волна.
– Сходи леденцы какие-нибудь купи, – сказал он. – Может, тебе еще и врача позвать? Знаешь, сколько это будет стоить? У меня едва на житье нам обоим хватает.
Она заверила его, что врач не нужен, что она совершенно здорова.
Работа была слишком тяжела для нее, но она боялась признаться в этом Джулиусу. Опять обзовет ее ленивой потаскушкой с юга. Он часто говорил ей что-нибудь обидное, даже когда они были наедине и он любил ее, а она прижималась к нему всем телом. Однажды ночью, с восторгом принимая привычные ласки любимых рук, она поцеловала его в шею и радостно прошептала:
– О чем ты думаешь?
– О Нанетте, прачке-негритянке, – вот бы к ней сейчас, – ответил он, зевая.
Эльза, похолодев, оттолкнула его руки и с отвращением отвернулась, а он недоумевал, что с ней такое.
Устав от бесконечной работы в пекарне и от раздирающего грудь кашля, она подумала, что, если бы у нее был ребенок, может, ей не пришлось бы работать девять месяцев. Мысль об отдыхе и спокойствии казалась ей прекрасной мечтой. Теперь это желание ее не покидало, Эльза ждала и молилась, но месяц шел за месяцем, и ничего не происходило. Она вдруг с леденящим душу чувством разочарования осознала, что, возможно, этого не случится никогда. Что, если ее тело неспособно выносить дитя? Она ничего про это не знала. Оставалось только молиться. Наконец она собралась с духом и, отбросив гордость, спросила Джулиуса, почему у нее нет ребенка.
Он засмеялся и сказал, что, если бы он захотел, у нее каждый год было бы по ребенку.
