– Возможно, я и не прав. Я лишь повторяю то, что мне вдалбливал телевизор, а доверять «ящику», конечно, глупо.
За такой покладистостью стоят особенности американской системы образования, о которых я писал выше, – в Америке не принято следовать стереотипам, а также доверять любой информации на сто процентов.
Сложнее отношение к Кремлю образованных американских леваков или либералов. До избрания Трампа многие из них поддерживали Путина просто за то, что он идет против «американского империализма». И даже присоединение к России Крыма часто встречало в этой среде поддержку: «Да как может критиковать Путина страна, развязавшая войны едва ли не в половине стран мира!»
Правда, те же леваки не поддерживали «гонения» Кремля на гомосексуалистов и репрессии против «диссиденток» из Pussy Riot, но в целом все же видели в политике Путина больше плюсов, чем минусов.
Кстати, сходное отношение к Путину и среди леваков в Латинской Америке, где он, кстати, гораздо более популярен, чем в США. Здесь российским президентом восхищаются как борцом с «американским империализмом», но осуждают его за гонения на геев и «союз с реакционными клерикалами».
Увы, после победы на президентских выборах Трампа количество почитателей российского президента в США резко упало. Здесь все «твердо знают», что Россия помогла прийти нынешнему американскому лидеру к власти. Для либералов же победа Трампа – это настоящая катастрофа, «сползание страны к фашизму», и увы, в этой «трагедии» часто винят Кремль. «Поздравляем! Теперь США стали одной из российских провинций. Трамп – это просто губернатор, назначенный Владимиром Путиным!» – шутили со мной американские либералы.
Неумные прогрессоры
В отличие от простых граждан США, американские советологи знают Россию просто очень хорошо. Уж прошу извинения за трюизм, но в Америке принято изучить свою специальность досконально, поэтому большинство советологов не только великолепно (почти на шпионском уровне) говорят по-русски, но и прекрасно разбираются в русской литературе и истории. Более того, любовь их к русской культуре столь сильна, что многие из них приняли православие.
А еще очень многие советологи хорошие, душевные люди. Я это в первый раз оценил еще в 90-х годах прошлого столетия, когда в качестве приглашенного российского журналиста рассказывал о войне в Чечне в разных американских университетах и советологических центрах.
Так, как-то я попросил одну знакомую по Чечне пожилую американскую исследовательницу России довезти меня до дома моего вашингтонского приятеля. Старушка немедленно согласилась, но ехали мы как-то странно. На каждом перекрестке она останавливалась, долго щурилась и спрашивала, какой дорожный знак изображен на трафарете. Выяснилось, что моя знакомая забыла очки (автомобиль она одолжила у приятеля), но отказать «русскому гостю» она не могла.
Во время этого турне меня селили или в домах профессоров, где принимали просто великолепно, или в 5-звездочных отелях. Как-то в мой номер в Лос-Анджелесе чернокожий официант доставил на тележке бутылку шампанского, фрукты и сыр. К презенту прилагалось письмо директора отеля, в котором он писал, что считает честью, что у него остановилась столь важная персона, как я. Будучи еще совсем молодым человеком, не привыкшим к этим «капиталистическим штучкам», я предложил официанту «раздавить бутылочку на двоих». Думаю, что эту историю вспоминают в отеле до сих пор.
Сомнительно, что один из руководителей советологического центра Рэнд, назвавший меня директору отеля VIP-person, да и его коллеги из других советологических центров считали меня такой уж важной птицей. Просто они понимали, что я живу в бедной и страшноватой стране (увы, в середине 90-х Россия была такой), по полгода провожу в Чечне, и искренне хотели, чтобы моя недолгая поездка в США стала для меня настоящим праздником.
Увы, судя по всему, отчасти я разочаровал этих добрых людей. Так, читать лекции в США меня пригласили после серии моих статей – репортажей в «Известиях», где я подробно изобличал преступления Российской армии во время войны в Чечне. Обо всем этом я говорил и на лекциях в университетах, но при этом рассказывал и об обратной стороне медали.
Чечня была частью России, а ввод туда войск был спровоцирован бандитской вольницей режима Дудаева. В некоторых университетах такая моя «объективность» встречала понимание, но часто от меня ожидали несколько другого: рассказа об имперской России, которая вновь кроваво расправляется с борющимися за свободу национальными меньшинствами.
Кстати, удивила меня и подвозившая меня старушка, – в российских соцсетях она собирала высказывания россиян о войне в Чечне, чтобы доказать шовинизм русских.
Тогда такое отношение к России меня несколько удивило, но потом, когда я поработал штатным сотрудником в нескольких советологических центрах, я понял, что для американской политологии это норма.
Так, например, во время войны в Чечне американские советологи часто называли чеченскую столицу не Грозный, а Джохар (именно так ее называли тогда сепаратисты). Когда же я заявил коллегам, что такое наименование возможно лишь в том случае, если Вашингтон признал независимость Чечни, мне ответили, что «поскольку русские – агрессоры, мы берем то название, которым пользуются борцы за свободу».
По-новому я сумел посмотреть на Россию глазами американских дипломатов, когда работал представителем одной западной правозащитной организации в Средней Азии. Как-то в беседе с представительницей известной американской правозащитной организации Human Rights Watch в Ташкенте я обмолвился, что жизнь в СССР давала народам Средней Азии и определенные плюсы – например, получение хорошего образования. Увы, я тотчас же был обвинен в расизме и имперских амбициях. «Еще скажите, что вы строили школы и больницы!» – заявила мне разгневанная женщина.
К слову сказать, американские правозащитники, с которыми я столкнулся в Средней Азии, достойны отдельного рассказа. Честность этих очень хороших людей граничила с сентиментальностью. Так, например, одна моя знакомая, страстная любительница классической музыки, никогда не слушала Вагнера, так как этого композитора любил Гитлер.
Увы, их идеализм граничил с крайней наивностью: они искренне верили, что весь мир должен жить по тем же правилам, что веками складывались на их сытых благополучных родинах. Если честно, их мессианство и безапелляционная уверенность, что все должно быть как у них, меня раздражали. Это были типичные, если использовать терминологию братьев Стругацких, «прогрессоры». Только менее умные и глубокие, чем герои фантастического романа советских фантастов.
Кстати, и у этих, в целом, хороших людей, похоже, были изъяны. Есть подозрения, что защищать они были готовы только своих. Так, как-то я, работая в то время корреспондентом западной правозащитной организации в Средней Азии, захотел дать заметку о нелестном, нарушающем права человека, поступке чиновника американского посольства в одном из государств региона. Увы, ее отклонили: не наша тема.
Несколько лет назад киргизские власти не пустили в республику постоянно проживающего здесь десятки лет с семьей (имеющего квартиру!) политолога с российским паспортом. Отказ во въезде (де-факто домой) объяснялся тем, что ученый писал нелестные вещи о киргизских властях. Я уже из США связался с одним из занимающихся Киргизией западных правозащитников, но тот мне ответил, что они не собираются защищать политолога, так как он «совсем не демократ». Это была правда, к слову сказать, и я отнюдь не разделял взгляды этого человека, но какая разница, если в данном случае он пострадал (и серьезно) за свои убеждения?!
