Оазис в пустыне
Ни машин, ни каких-либо строений на пути долго не встречалось: я стал бояться, не сбился ли я с дороги. Православный храм возник совершенно неожиданно. Приободренный увиденным, я прибавил газу – буквально через десять минут въехал во владения монастыря. Контраст был просто поразительный. Моим глазам предстал настоящий оазис в пустыне: финиковые пальмы, виноградники, апельсиновые и грейпфрутовые сады, оливковые и фисташковые рощи.
Кстати, именно хозяйство монастыря предопределяет пищу монахов: кроме свежевыпеченного и очень вкусного хлеба, это оливки, разнообразные фрукты, чурчхела, мед. В непостные дни на монастырский стол ставится даже собственноручно изготовленное вино.
Ночная жизнь по-монастырски
Главный храм монастыря – греческая базилика, но есть и церкви в русском, сербском и румынском стиле. На входе в монастырь меня встречает отец Серафим, приехавший около двадцати лет назад из Москвы учиться в одном из американских университетов, но в итоге выбравший жизнь монаха.
Отец Серафим показывает мне общежитие для паломников (в одной комнате спят около десяти человек) и объясняет распорядок: служба начинается в час тридцать ночи и длится приблизительно до четырех утра. Потом отдых. С 9 утра можно (по желанию) поработать в монастырском хозяйстве. В 11:30 – ланч, потом снова работа по хозяйству. Новое богослужение – с полчетвертого по полпятого. Затем ужин и отбой.
«Русские вернут нам Косово!»
Сегодня в монастыре проживает около 50 монахов. Из них около трети – греки, столько же перешедших в православие американцев. Есть, однако, русские, сербы и румыны. Среди паломников приблизительно такое же соотношение.
К русским здесь относятся с подчеркнутым уважением. Интересно, что монах-грек Василий учил когда-то в Монреальском университете русский язык и не преминул похвастаться передо мной как его знанием, так и своей эрудицией. «На Черном море много греческих названий городов: Феодосия, Евпатория, Симферополь, наконец, Херсонес! Все эти города – бывшие греческие колонии. Так-то, господин Игорь!» – хотя и с сильным акцентом, но достаточно бойко говорит мне по-русски отец Василий.
Впрочем, на этом его знания русского исчерпываются, и он переходит на английский: «А вот идея ваших царей, что Москва – это Третий Рим, чистая политика! Это вы погорячились!»
Неожиданно мне на помощь приходит сербский паломник из Чикаго Стефан: «Ну и что, что политика! Пусть Москва – Третий Рим, зато русские рано или поздно обязательно освободят нам Косово!» К разговору присоединяется пожилой грек из Албании. Он рассказывает, что при коммунистах русский в его стране был обязательным предметом, и даже продекламировал мне на моем родном языке отрывок из «Стихов о советском паспорте» Маяковского.
Только девственницу
Достаточно необычны были и монастырские паломники из республик бывшего СССР. Так, я познакомился с киргизом, которого уже в США покрестил священник-еврей.
Довольно странен был и Кирилл, проживший год в одном из украинских монастырей. Этот тридцатилетний красавец, вылитый Илья Муромец, в США работает дальнобойщиком, но собирается постричься в монахи. В принципе Кирилл готов бы был и жениться, но только при условии, если встретит девственницу. Увы, в наше время найти такую очень нелегко.
Кстати, украинец несколько поколебал мое идеалистическое представление о монахах. Как он утверждает, в монастырь многие идут просто от материальной безысходности (например, после тюрьмы негде жить), есть и те, кто пришел ради карьеры.
Забавно также, что в США Кирилл собирается просить политическое убежище (хотя реально на родине ему ничего не угрожает). Если бы он пошел на это вранье из желания работать в США, то я бы, по крайней мере, понял его. Но просить убежище, чтобы потом уйти в православный монастырь в протестантской стране?! Это так же нелепо, как йогу уехать из Индии в США для того, чтобы поселиться в американском ашраме (то есть индуистской обители. – И.Р.).
Удивил меня и монах Евгений, который до переезда в США жил в сибирском городе. Он мне поведал, что с родителями и сестрой говорит не больше нескольких минут в год по телефону: «более близкое общение с родственниками отвлекает от Бога».
Истина была рядом!
Но все же больше всего в монастыре меня интересовали американцы с протестантскими и католическими корнями, перешедшие в православие.
Как мне показалось, эта категория православных в целом гораздо образованнее – почти все с высшим образованием – и доброжелательнее, чем «традиционные» православные, но и, как всякие неофиты, фанатичнее.
В «прошлой жизни» отец Нектариус изучал английский язык и литературу в одном из американских университетов. Молодой человек заинтересовался религией, однако в протестантстве не мог найти ответов на интересующие его вопросы, а вот в православной литературе все объяснялось логично.
Кандидат наук по математике, сотрудник Google из Нью-Джерси Даниель перешел в православие, также разочаровавшись в многочисленных нововведениях в протестантизме (например, разрешением рукоположения женщин). «Сегодняшний протестантизм очень далек от настоящего христианства, а вот православие сохранило учение Спасителя без изменений!» – убеждает меня паломник.
Многие из американцев признавались, что к православию их «подтолкнули» произведения Достоевского, русская иконопись и религиозное пение. Пожалуй, больше всего мне понравился ответ престарелого хиппи, принявшего православие лет двадцать назад: «Американская действительность нам не нравилась. Мы искали альтернативу в марксизме, буддизме и даже исламе, а истина оказалась рядом!»
«Либералам интервью не даем!»
Вокруг монастыря в Аризоне образовалось небольшое поселение православных – около 20 семей. Приблизительно 50 процентов греков и по 25 процентов русских и американцев. Выглядят эти поселенцы очень колоритно: мужчины носят внушительные окладистые бороды, а женщины не появляются на улицах без платка. Практически все семьи многодетны.
Внешне эта община со своим особым ритмом жизни, очень сильно отличающимся от американского, напоминает небольшое религиозное государство. Один из храмов расположен уже за оградой монастыря, и здесь я встретил большую группу играющих подростков. Мальчишки катались на скейтбордах около церкви, а девочки (все в платках и длинных юбках) лазили через забор. Между собой дети говорили по-английски.
«Вы греки?» – спросил я их. Оказалось, что дети – русские и даже неплохо, хотя и с акцентом, говорят на языке своих родителей. Все они на домашнем обучении, то есть в ближайшем поселке почти и не бывают. К жизни в пустыне привыкли, даже летнюю жару в 50 градусов нормально переносят. В общем, своей жизнью они вполне довольны, а вот Россия, куда они ездили в гости вместе с родителями, им не очень понравилась: «Там люди в квартирах живут, как-то тесно все, нет простора. Нам такая жизнь непривычна».
