Но звонивший, похоже, уходить отнюдь не намеревался. Внутри вдруг вспыхнула надежда, что это может быть Меньшиков, и данная мысль заставила меня все же подняться со смятой постели и побежать – иначе и не скажешь - открывать дверь.
Но это оказался вовсе не босс и от неожиданно острого разочарования мне снова захотелось зарыдать. Пришлось до боли сжать губы, лишь бы только удержаться от нового приступа саможаления.
- Пиз***, - выдал Санти, оглядев меня с головы до ног – почти как в тот первый раз - и решительно вошёл в квартиру, направившись прямиком в единственную комнату, служившую мне и залом, и спальней.
Я молча закрыла за ним дверь и поплелась следом. Сантьяго встал у кровати, уставившись на мой телефон, в динамиках которого надрывалась группа Pizza и некоторое время слушал песню, которую я крутила на репите уже второй час кряду.
«Если я не стою, ничего не стою – так тому и быть…»
- Все ещё хуже, чем я думал, - заключил стилист и, повернувшись ко мне, добавил:
- Кончай реветь. Я захватил винишко, сейчас разопьем и ты мне все расскажешь.
Выудив из пакета бутылку какого-то незнакомого мне, но явно дорогого вина, он пошел на кухню, а я – за ним. Оглядев царящий там бардак и особенно задержавшись взглядом на десятке коробок из-под пиццы, Санти поморщился и спросил:
- Бокалы где?
- Есть только стаканы, они в шкафу, - прогундосила я.
Он открыл дверцу и некоторое время хмуро смотрел на содержимое шкафа, видимо, в надежде все же найти бокалы, но, удостоверившись, что их там нет, достал два суровых граненных стакана и сказал:
- Я принес грюйер, но, чувствую, надо было захватить соленые огурцы. Пошли, - Сантьяго махнул бутылкой в сторону зала, и я, невольно хмыкнув от его замечания, снова потащилась следом, точно хвост.
«Ветер гонит пыль, подними стекло. Забери бухло – оно не помогло…» - продолжал вещать солист «Pizza» и Санти, не выдержав, взял в руки телефон и решительно нажал на «стоп».
- Вот скажи мне, это что, какой-то особый способ женского мазохизма – включить грустную музыку и сидеть рыдать? – поинтересовался он.
- Ничего ты не понимаешь, - шмыгнула я носом. – Это жизнеутверждающая песня!
- Я вижу, да, до чего ты наутверждалась, - заметил Сантьяго, красноречиво на меня взглянув. – Вино – вот средство от всех печалей.
- Это пропаганда алкоголизма, - парировала я, присаживаясь на диван и глядя на то, как Сантьяго мастерски вскрывает пробку и разливает темно-красную жидкость по таким неуместным для нее граненым стаканам.
- Пей, - распорядился он, протягивая мне вино.
Опыта в питейном деле у меня было не слишком много, но стоило признать – сейчас было то самое состояние, когда действительно хотелось нажраться.
Я одним махом опрокинула в себя содержимое стакана под осуждающий взгляд Сантьяго, пытавшегося, вероятно, этим до меня донести, что дорогое вино так не пьют. Но мне было плевать. Достаточно я делала так, как принято, но это ни к чему хорошему всё равно не привело. И теперь я имела полное право пить так, как хочу! И сколько хочу – тоже.
Я молча протянула Санти пустой стакан за добавкой, ощущая, как черная дыра в груди жадно всасывает в себя поглощённое вино. Удивительно, но это работало – эмоции стали притупляться.
- Ну, и что у нас произошло? – спросил стилист, когда я с жадностью опустошила второй стакан.
- А с чего ты взял… будто что-то произошло? – пролепетала я, почти готовая уже поверить, что мне все почудилось. И Меньшиков, и его гребаная Инга, и мои собственные страдания о том, кто мне никогда не принадлежал.
Сантьяго только брови приподнял, ясно давая понять, что по мне все весьма очевидно.
Я вздохнула и, опять протянув ему стакан, сказала:
- Мы расторгли договор.
- Почему?
- Потому что он снова трахал эту швабру.
- Ингу? – уточнил Санти, и я кивнула в ответ:
- Угу.
- Ты уверена?
- На выставке она к нам подошла и жирно на это намекнула, а он ничего не возразил.
- Так, может, стоило все точно выяснить?
- Я пыталась. Он сказал… что мое любопытство переходит границы.
- Ну, возможно, он не хотел это обсуждать в людном месте.
- Не знаю. Какая теперь разница? Я сказала, что не буду больше с ним спать, он напомнил мне о контракте, я послала его к чёрту и он туда пошел. Все, конец пьесы.
Сантьяго потер переносицу и, проигнорировав протянутый мной стакан, налил вино только себе и выпил одним махом. Очевидно, краткое изложение драмы «Меньшиков и бабы» весьма его впечатлило.
- Знаешь, Лизок, Андре все же казался мне человеком, который не станет вдохновенно биться лбом о грабли.
Я промолчала. Даже если представить, что босс все же не спал с Ингой – во что я совершенно не верила – невозможно было ничего поделать с тем простым фактом, что он ничуть не жалел о разрыве нашего контракта, иначе бы уже наверняка появился. А значит, рано или поздно конец все равно наступил бы, потому что Меньшикову не нужно было ни черта, кроме того, что было прописано в этом дурацком договоре. Я сама его ничуть не интересовала.
Ещё один звонок в дверь заставил вздрогнуть и меня, и Сантьяго. Мы оба дружно, как по команде, повернули головы и несколько секунд пялились в ту сторону, пока не раздалась повторная трель.
- Ты открывать собираешься? – спросил Санти.
- Думаешь, надо?
- Иди давай, - подтолкнул он меня, и я на автомате пошла к двери. А когда распахнула ее – замерла, неверяще глядя на стоявшего передо мной босса собственной персоной. В голову даже закралось подозрение, что это алкогольные галлюцинации, особенно когда Меньшиков предложил, как ни в чем не бывало, вместе поужинать.
- Кто там, Лизок? – раздался сзади голос Сантьяго и, обернувшись к нему, я поняла, что он видит то же, что и я.
- Я наверное пойду, - сказал стилист, но тут Меньшиков холодно процедил:
- Не стоит. Я просто хотел расплатиться… за оказанные услуги.
Это было сказано таким тоном, что кровь бросилась мне в лицо. А когда он достал из кармана деньги и бросил к моим ногам, словно подачку нищему, я ощутила такую ярость, что готова была на него наброситься. Подумать только – явился, чтобы ещё раз меня унизить! Как будто всего, уже случившегося, было ему недостаточно.
От грядущего членовредительства Меньшикова уберегло только то, что он молниеносно развернулся и пошел прочь, а я осталась стоять в дверях, глядя ему вслед и инстинктивно сжимая и разжимая кулаки.
