– Вы, гражданка Каменская, не закоренелая преступница, лично для меня это очевидно, поэтому совершенное убийство повергло вас в шок. Вы в панике покинули место преступления и долго приходили в себя, сидя на оградке рядом с подъездом…
«Неужели у них такие хорошие камеры, что на них видно, как я плохо выглядела? Бледная, и лоб в испарине, и дышала часто и поверхностно… И камер этих понатыкано так много, что видно всех и каждого с любого угла обзора, с любого ракурса? Да прям-таки! Значит, все-таки Шилов. Эх, Володя, Володя…»
Настя не успела додумать мысль до конца, потому что дверь кабинета распахнулась и вошли двое мужчин. Один из них, постарше и повыше ростом, молча протянул следователю мобильник со словами:
– С вами хотят поговорить.
Плешивый взял телефон, выслушал несколько коротких фраз, слегка побледнел, схватил свои вещи и пулей вылетел в коридор.
Настя глазам своим не верила. Высокий красивый темноглазый Антон Сташис. И рядом с ним – Дзюба, рыжий Ромчик, на свадьбу которого они с Чистяковым собирались обязательно прийти, но теперь, судя по всему, идти ей придется одной, Леша ведь будет в отъезде. Она хотела что-то сказать, но ни язык, ни губы не слушались. И только когда Антон протянул ей упаковку бумажных платков, почувствовала, что по ее лицу текут слезы.
– Пойдемте, Анастасия Павловна, – мягко проговорил Сташис. – Нас ждут.
– Кто ждет? Где? Мне нужно позвонить мужу, – выдавила она прерывающимся голосом, стыдясь своих слез и не в силах их остановить.
Это не были слезы горя и обиды или, наоборот, радости и облегчения. Это была чисто физиологическая реакция на длительное, почти невыносимое напряжение одновременно интеллекта и воли. Судорожно вытирая глаза и щеки, она пыталась понять, каким образом здесь оказались оперативники из убойного отдела на Петровке. Из ее бывшего отдела… Дело об убийстве Кислова забрали в МУР? Но почему? Просто так дела с территории не забирают. Особая опасность преступника, серия, терроризм? Да не смешите! Резонансное дело? Еще смешнее: Андрей Кислов не политик, не крупный чиновник или бизнесмен, не телезвезда. Никому не известный автор сценариев для многолюдных праздников, не более того. Или все-таки дело именно в личности убийцы, которого Кислов так сильно боялся, и, по-видимому, не зря?
Вытерла лицо, собрала со стола свои документы и телефон, посмотрела на дисплей: шесть непринятых вызовов от Чистякова. А звонок и в самом деле выключен, тут она не ошиблась. Функцию «виброзвонок» она когда-то сама отключила за ненадобностью.
– Не волнуйтесь, ваш муж в курсе, что вы задерживаетесь, – негромко сказал Антон, шагая по коридору. – Мы с ним сразу связались.
– И что сказали?
– Что произошло убийство, вы – важный свидетель, и вас попросили срочно дать показания, касающиеся личности убитого и его поведения за день до смерти. Ничего тревожного, все в рабочем порядке, просто следствию очень нужна ваша помощь.
– Ну, хоть так, – через силу усмехнулась она. – Спасибо, Антон.
Идти далеко не пришлось, кабинет начальника окружного УВД генерала Ефремова находился на четвертом этаже. Сначала Настя увидела самого генерала, костистого, с длинным хрящеватым носом и густыми нахмуренными бровями, и еще какого-то полковника, крепкого и ладного, с приветливым выражением лица, потом краем глаза заметила фигуру в штатском, стоящую в самом углу справа, но у нее не было сил повернуть голову и посмотреть, кто это. Ромчик Дзюба крепко держал ее под локоть, и Настя понимала, что он чувствует, как ее трясет и как подкашиваются ноги. Полковник тут же подскочил, выдвинул для нее стул, заботливо помог сесть. Да что это с ними со всеми?
Генерал откашлялся и представился. Настя молча кивнула в ответ. Не станет она рассыпаться в любезностях, она уже давно не служит, не носит погоны, и для нее хоть генерал, хоть лейтенант, хоть кто – без разницы. Она им не подчиняется.
– Сорокин Валентин Евгеньевич, – назвал себя полковник, – зам по криминальной полиции.
Настя снова кивнула. Ну и что это за цирк с конями?
Генерал сухо принес извинения. Недоразумение. Нерасторопность подчиненных, неумение правильно оценивать и интерпретировать поспешно собранную информацию. Слишком ретивый, но не очень опытный следователь. Надеемся на понимание, большие проблемы с кадрами, объяснимое стремление раскрыть тяжкое преступление по горячим следам. Если бы не полковник Сорокин, который вовремя заметил ошибки в работе оперативников и сообщил руководству…
При слове «руководство» генерал бросил нервный короткий взгляд в угол, где Настя заметила фигуру в штатском. Она уже пришла в себя и успокоилась, нервная дрожь прошла, и у нее вполне хватило сил оглянуться назад и посмотреть, что же это за руководство такое.
Впрочем, она догадывалась, кто это. И не ошиблась. В углу кабинета тихонько стоял начальник МУРа Константин Георгиевич Большаков. Ее бывший ученик, а впоследствии бывший начальник. Теперь многие понятия в ее жизни будут сопровождаться словом «бывший», и все реже и реже можно будет пользоваться словом «будущий».
Большаков улыбнулся ей.
– Добрый вечер, Анастасия Павловна. Сильно вас замучили местные опера?
– К оперсоставу претензий нет. Они со мной почти не разговаривали. Старался в основном следователь, – ответила Настя.
– Руководство следственного комитета по округу тоже принесет вам свои извинения, – торопливо встрял полковник. – Я не снимаю ответственности со своих подчиненных, но, положа руку на сердце, они-то ни при чем, их дело – собирать информацию и выполнять поручения следователя. Они кое-какую информацию получили, очень, надо заметить, компрометирующую вас, следователю принесли, а он уж сам свои выводы сделал, и видите, что вышло! Вместо того чтобы связаться с вами, пригласить к себе и допросить как свидетеля, начал вас терроризировать и запугивать.
«Дурак ты, – беззлобно подумала Настя. – Ну откуда ты можешь знать, терроризировал меня этот плешивый или нет? Тебя там не было, и я никому не успела нажаловаться. А ты – вишь как! – оказывается, уже все знаешь. Горит шапка-то на воре, горит синим пламенем. Не зря у меня было чувство, что меня провоцируют на истерику. Этот крендель плешивый держал на столе включенный телефон, чтобы кто-то мог слышать весь допрос. Кто? Ты? Или начальник следователя? Или какая-то третья заинтересованная сторона?»
– Давайте, если можно, обойдемся без извинений, – сказала она. – Я очень устала, и меня дома ждет муж, который не знает, где я и что со мной. Если вам непременно нужно кого-то наказать, то, пожалуйста, объявите взыскание тому сотруднику, который забрал мой телефон, отключил звонок и не дал мне возможности связаться с мужем, чтобы предупредить, что я задерживаюсь надолго и меня допрашивают в связи с убийством, в котором меня же и подозревают.
Строго говоря, насчет «не дал возможности связаться с мужем» – это уж она передернула. Если бы попыталась позвонить, то не факт, что ей стали бы препятствовать. Но она ведь и не пыталась. Пока ехала в машине, считала, что все будет быстро и небольно и незачем Лешку попусту дергать. А когда осознала, что дело раскручивается всерьез и совсем не в том направлении, ее телефон уже лежал под рукой у следователя, из чего можно было сделать вполне очевидный вывод, что никуда звонить ей не полагается. Но вывод-то мог быть и неверным, она же не проверяла… Все так. Но в ней взыграло совершенно детское желание чуть-чуть укусить. Ей даже стало немного совестно.
