— Ладно, менеджер говорит, что вы можете войти.
— Очень хорошо, спасибо. — Я взошла на крыльцо. Вся очередь уставилась мне в спину. Но я сдержалась, хотя мне очень хотелось поежиться под завистливыми взглядами. Никто не любит выскочек.
В клубе царил полумрак, как и во всех заведениях такого рода. Парень у дверей сказал мне:
— Ваш билет, пожалуйста?
Я посмотрела на него. На нем была белая футболка с надписью «Смеющийся Труп — это жуть». Под надписью был нарисован оскалившийся вампир. Парень был высокий и мускулистый. На лбу написано, что это вышибала.
— Билет, пожалуйста, — повторил он.
Сначала кассирша, теперь этот?
— Менеджер сказал, что я могу войти. У меня встреча с Жан-Клодом, — сказала я.
— Вилли, — позвал билетер, — ты разрешил ее пропустить?
Я повернулась и увидела Вилли Мак-Коя. Я улыбнулась ему. Я была рада его видеть. Это меня удивило. Я не часто бываю рада видеть мертвых.
Вилли — маленький, худенький, гладкие черные волосы зачесывает назад. Я не могла определить в полумраке, какого цвета на нем костюм, но мне показалось, что томатно-красный. Белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, большой ярко-зеленый галстук. Только со второго взгляда я убедилась, что глаза меня не обманывают — у него на галстуке была светящаяся в темноте гавайская танцовщица. Самая стильная вещь, которую я когда-либо видела на Вилли.
Он улыбнулся, обнажив клыки:
— Анита, как я рад тебя видеть.
Я кивнула:
— И я тебя, Вилли.
— Правда?
— Угу.
Он улыбнулся еще шире. Его клыки блеснули в полумраке. Вилли был мертв меньше года.
— С каких пор ты стал здешним менеджером? — спросила я.
— Вот уже две недели как.
— Поздравляю.
Он шагнул ко мне. Я отступила. Инстинктивно. Против него лично я ничего не имею, но вампир есть вампир. Не стоит подпускать его слишком близко. Вилли только недавно умер, но и он способен гипнотизировать взглядом. Что ж, допустим даже, что никто из новых вампиров, вроде Вилли, не смог бы меня загипнотизировать, но старые привычки трудно искоренить. Лицо Вилли помрачнело. В глазах мелькнуло что-то — обида? Он понизил голос, но больше не пытался ко мне приблизиться. Умерев, он стал учиться быстрее, чем когда был жив.
— Благодаря тому, что я помог тебе тогда, у меня с боссом прекрасные отношения.
Он говорил, как говорят в старых гангстерских фильмах, но такой уж он, этот Вилли.
— Очень рада, что Жан-Клод оценил тебя по достоинству.
— О да, — сказал Вилли, — у меня никогда раньше не было такой классной работы. И босс не… — Он подбирал слово. — Ну, ты знаешь, он не злой.
Я кивнула. Я знаю. Я могу сколько угодно жаловаться на Жан-Клода, но по сравнению с прежними Мастерами вампиров он просто котенок. Большой, опасный, хищный котенок, но тем не менее это уже прогресс.
— Босс пока занят, — сказал Вилли. — Он сказал, что если ты появишься раньше, чем он освободится, я должен посадить тебя за столик у сцены.
Чудесно. Вслух я спросила:
— Скоро он освободится?
Вилли пожал плечами:
— Точно не знаю.
Я кивнула:
— Хорошо, я немного подожду.
Вилли усмехнулся, сверкнув клыками.
— Ты хочешь, чтобы я поторопил Жан-Клода?
— А ты на это способен?
Вилли скривился, как будто проглотил жука.
— Боже упаси.
— Можешь не переживать. Если я устану ждать, я сама ему об этом скажу.
Вилли посмотрел на меня как-то боком.
— Да уж, ты можешь.
— Угу.
Он лишь головой покачал и повел меня между столиков. Все столики были заняты посетителями.
Смех, ахи, звон бокалов, флирт. Ощущение того, что ты со всех сторон окружен тучной, потной жизнью, было почти невыносимым.
Я поглядела на Вилли. Он это чувствует? Сжимается ли его желудок от голода, когда он видит теплое человеческое стадо? Мечтает ли он, возвращаясь домой, разорвать в клочья шумную ревущую толпу? Я едва не спросила его об этом. Я люблю Вилли, насколько вообще возможно любить вампира. И не хочу слышать, что он ответит.
В первом ряду у сцены был свободный столик. На нем — большая картонная табличка: «НЕ ЗАНИМАТЬ». Вилли хотел было выдвинуть для меня стул, но я жестом остановила его. Не потому, что я борюсь за права женщин. Просто я никогда не могла понять, что мне полагается делать, когда молодой человек пытается придвинуть стул вместе со мной к столу. Я не знаю, куда себя девать. Поэтому обычно я просто перешагиваю через стул и поджимаю под него ноги. К черту все эти церемонии.
— Не хочешь выпить, пока суд да дело? — спросил Вилли.
— Можно кока-колы?
— А чего-нибудь покрепче?
Я покачала головой.
Вилли ушел. На сцене стоял стройный мужчина с короткими темными волосами. Очень худой, лицо почти трупного вида, но это, несомненно, был человек. Его внешность можно было назвать смешной — он напоминал длиннорукого клоуна. Возле него стоял зомби и смотрел на толпу застывшим взглядом.
Его тусклые глаза пока еще были ясны и выглядели вполне по-человечески, только он не моргал. Зрители почти не слушали острот комика. В основном они пялились на мертвеца. Он лишь чуть-чуть подгнил по краям, как раз настолько, чтобы казаться страшным, но даже в первом ряду абсолютно не чувствовалось никакого запаха. Хороший трюк.
— Эрни самый лучший сосед по комнате, какого только можно пожелать, — сказал комик. — Ест он мало, не болтает, не приводит домой подружек и не запирается с ними от меня. — Возбужденный смех в зале. Взгляды всех зрителей прикованы к старине Эрни. — Хотя тут у меня как-то раз в холодильнике протухла свиная отбивная. Так Эрни в нее просто влюбился.
Зомби медленно, тяжело повернулся и посмотрел на комика. Тот стрельнул в него взглядом и снова с улыбкой обратился к публике. Зомби продолжал смотреть на него. Человеку это явно не понравилось. Я его понимаю. Даже мертвые не любят быть предметом шуток.
Шутки, однако, были совершенно не смешные. Представление было просто диковинкой, вся его соль заключалась в зомби. Все это выглядело весьма изобретательно и весьма скучно.
Вилли принес мне коку. Мой столик обслуживает сам менеджер, вот это да. Конечно, то, что для меня зарезервировали столик, тоже было приятно. Вилли поставил передо мной бокал на одну из этих бесполезных кружевных бумажных салфеточек.
— Прошу, — сказал он и повернулся, чтобы уйти, но я коснулась его руки. И тут же пожалела об этом.
Рука была достаточно твердая, достаточно реальная. Но трогать ее было все равно что трогать деревяшку. Она была мертвая. Я не знаю, как еще это объяснить. В ней не чувствовалось никакой жизни. Никакой.
