— Я поговорю с полицией и выясню все, что смогу. Если я что-то узнаю, то сообщу вам через Джемисона.
Джон Бурк осторожно кивнул. Глаза его напоминали переполненные стаканы, где только поверхностное натяжение не дает воде вылиться. Я кивнула Джемисону и ушла. Сев в машину, я врубила кондиционер на полную мощность и медленно отъехала от кладбища. Двое мужчин остались стоять на солнцепеке.
Я поговорю с полицией и выясню, что удастся. К тому же у меня появилось новое имя для списка, который я дала Дольфу. Джон Бурк, крупнейший аниматор Нового Орлеана и вудуистский жрец. Лично для меня это звучит подозрительно.
10
Когда я вставила ключ в замок, зазвонил телефон. Я закричала: «Иду, иду!» Почему все люди так делают? Кричат телефону, как будто тот, кто звонит, может услышать и подождать?
Я распахнула дверь и схватила трубку на четвертом звонке.
— Алло.
— Анита?
— Дольф? — сказала я. Мой живот напрягся. — Что случилось?
— Кажется, мы нашли мальчика. — Его голос был тихим и невыразительным.
— Кажется, — повторила я. — Что значит «кажется»?
— Ты знаешь, что я имею в виду, Анита, — проговорил Дольф. Казалось, он очень устал.
— Как его родители? — Это не был вопрос.
— Да.
— О Боже! Дольф, что от него осталось?
— Приезжай да посмотри. Мы на кладбище Баррел. Ты знаешь, где это?
— Конечно, я там работала.
— Приезжай побыстрее. Я хочу вернуться домой и обнять жену.
— Конечно, Дольф, я понимаю. — Эти слова я произнесла уже самой себе. Дольф повесил трубку. Мгновение я смотрела на телефон. Меня прошиб холодный пот. Я не хотела идти и смотреть, что осталось от Бенджамина Рейнольдса. Я не хотела этого знать. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
Я поглядела на себя в зеркало. Темные колготки, высокие каблуки, черное платье. Не совсем подходящая экипировка для выезда на место преступления, но переодеваться слишком долго. Обычно меня вызывали последней. Как только я осмотрю тело, его увезут. И все — можно будет пойти по домам. Я сунула в сумку черные кроссовки — чтобы ходить в них по грязи и крови. Стоит посадить на вечерние туфли кровавое пятно, и их уже больше никуда не наденешь.
Кобуру с браунингом я нацепила на сумку. Во время похорон пистолет лежал у меня в машине: я не могла придумать способа сочетать оружие с платьем. Я знаю, что в фильмах все носят набедренную кобуру, но слово «потертость» вам что-нибудь говорит?
Я хотела запихнуть в сумочку второй пистолет, но потом передумала. Моя сумочка, подобно всем сумочкам, похоже, имеет внутри блуждающую черную дыру. Если бы мне действительно понадобился второй пистолет, я бы в жизни не успела достать его из нее вовремя.
Под платьем на бедре у меня был серебряный нож в ножнах. Я чувствовала себя Китом Карсоном в юбке, но после короткого визита Томми не хотела быть безоружной. Я не питала никаких иллюзий насчет того, что случится, если Томми поймает меня, когда у меня не будет средств защиты. Нож не очень удобная штука, но он все-таки лучше удара моей маленькой ножки и визга.
Мне никогда еще не приходилось быстро выхватывать нож. Вероятно, это должно выглядеть несколько неприлично, но если я сохраню себе жизнь… что ж, ради этого можно пережить небольшое смущение.
Кладбище Баррел находится на гребне холма. Возраст некоторых надгробий здесь исчисляется столетиями, и ветер давно обточил мягкий известняк, сделав надписи почти нечитаемыми. Трава доходит до пояса, и надгробные камни торчат из нее, как усталые стражи.
На краю кладбища стоит маленький домик — там живет кладбищенский сторож. Впрочем, работа у него не бей лежачего. На кладбище уже много лет нет свободного места; последний человек, похороненный здесь, мог помнить еще Всемирную ярмарку 1904 года.
Дороги на кладбище тоже давно уже нет. Остался только призрак ее, похожий на след от автомобиля, где трава примята колесами. Возле домика сторожа стояли полицейские машины и фургон коронера. Моя «нова» рядом с ними казалась какой-то раздетой. Может, мне приделать к ней вместо антенны спицу от детской коляски или намалевать «Зомби нас боятся» у нее на боку? Берт, наверное, с ума сойдет.
Мне выдали рабочий комбинезон, и я скользнула в него. Он закрыл меня от шеи до лодыжек. Почему-то у всех рабочих комбинезонов промежность попадает на уровень колен — но у меня хотя бы не мялась в нем юбка. Раньше я надевала его, только когда шла охотиться на вампиров, но кровь всегда кровь. Кроме того, колючки загубили бы мне колготки. Еще меня снабдили парой хирургических перчаток в небольшой коробке, напоминающей упаковку прокладок. Я переобулась в кроссовки и была готова изучать останки.
Останки. Хорошее слово.
Дольф возвышался над остальными, как древний витязь. Я двинулась к нему, стараясь не спотыкаться на обломках надгробий. Горячий ветер шелестел высокой травой. Я вся взмокла под комбинезоном.
Детектив Клайв Перри пошел мне навстречу, как будто мне был необходим эскорт. Перри был одним из самых вежливых людей, что я когда-либо встречала. Он обладал прямо-таки старосветской учтивостью. Джентльмен в лучшем смысле слова. Мне всегда хотелось спросить, что же он сделал такого, что попал в охотники за привидениями.
Его худощавое стройное лицо было покрыто бисеринками пота. Он не снимал пиджака, несмотря даже на то, что было, вероятно, больше ста градусов по Фаренгейту.
— Мисс Блейк.
— Детектив Перри, — сказала я в ответ и посмотрела на гребень холма. Дольф и горстка людей стояли с таким видом, словно не знали, что делать. Никто не смотрел на землю.
— Насколько ужасно, детектив Перри? — спросила я.
Он покачал головой:
— Зависит от того, с чем сравнивать.
— Вы видели записи и фотографии из дома Рейнольдсов?
— Да.
— Это хуже, чем там? — Это была моя новая «самое ужасное, что я видела» единица измерения. Перед этим была банда вампиров, которая пыталась удрать из Лос-Анджелеса. Бандитов порубили на куски топорами их респектабельные сородичи. Когда мы приехали, куски еще ползали. А может быть, в доме Рейнольдсов и не было хуже. Может быть, время просто приглушило воспоминания.
— Крови не больше, чем там, — сказал Перри, поколебавшись. — Но ведь это был ребенок. Маленький мальчик.
Я кивнула. Не нужно мне этого объяснять. Всегда хуже, когда находишь останки ребенка. Я никогда не могла точно сказать почему. Наверное, это некий первобытный инстинкт защищать детенышей. На уровне гормонов. Как бы там ни было, всегда хуже, когда это дети. Я опустила глаза на белое надгробие. Оно напоминало унылый кусок подтаявшего льда. Я не хотела подниматься на холм. Я не хотела ничего видеть.
Я начала подниматься. Детектив Перри шел следом. Храбрый детектив. Храбрая я.
