Даниец тоже не дурак, поняв, что перегнул палку, снова вернулся к своему душещипательному образу. Вот же ж… наглец. Харизматичный… но все равно наглец.
— Кто-то не слишком умный на вашей территории прихлопнул Теора Рха, — а я… если бы не сидела, то сейчас бы точно искала, куда примостить свою пятую точку.
Семья Рха — один из самых криминальных тэнквартских родов даже не в масштабах нашей планеты или родной планеты тэнквартов — всего Созвездия. Достаточно многочисленна для того, чтобы подмять под себя доход от львиной доли всех нелегальных оборотов, и настолько же хитра, чтобы не попадаться ни разу на своих делишках, прикрываясь вполне легальным бизнесом с большим денежным оборотом.
А еще Рха уже который год мечтали породниться с родом Тха. Да вот незадача — в обеих семьях уже на протяжении пяти десятков лет рождались одни мальчики. Вполне себе традиционной ориентации и совершенно не помышляющие о создании однополого союза, что вроде как не порицалось (у кого не было ошибок молодости и экспериментов), но не поощрялось — это точно. Вот и получилось так, что Большая Ма была рада получить как дополнительный бонус к названной дочери рода в моём лице еще и возможность наконец заключить брачный союз с такими многоуважаемыми гражданами. Причины такого рвения мне не поведали, но важностью самого события прониклась.
Я отбивалась, как могла, каждый раз, как щит, выставляя аргумент собственной принадлежности к правоохранительным органам в общем и свою должность шерифа в частности. Мол, неподходящая партия для криминалитета такого масштаба… От того в последнее время и к месту службы стала относиться с особым пиететом.
К чему я это всё? Одним из пяти предполагаемых Ма кандидатур был и Теор, ныне, как оказалось, покойный. Стоит ли говорить о том, что теперь на меня насядут с раскрытием дела не только шишки сверху по настоятельной «просьбе» главы рода Рха, но и дорогие родственники в лице, кого-нибудь из наблюдающих. А это, скажу я вам, похлеще всех начальников, вместе взятых будет.
Если в городе кто-то решил, что надо делиться, не миновать нам пальбы и переполненных крио-хладов. Рха просто так свои позиции не сдадут и, что более вероятно, этих самых хотельщиков прикопают, уложив горкой.
А уж если вспомнить, как братец неделю назад намекал, что глава рода Тха именно к кандидатуре ныне умершего склонялась…
Подозрительно посмотрела на своего позднего визитера.
Что его больше беспокоит: срыв выборов в мэры, или же что подозрение в убийстве могло пасть на него? В том, что бывший мог запросто (а даже не совсем законно) лишить кого-нибудь жизни, убедилась еще в самом разгаре нашего романа, когда тот, не раздумывая, спустил целое деление заряда личного лэйз-а на одного не умного вора, посмевшего забраться к нему в дом.
Так что вопрос состоял в другом: мог ли мой дорогой друг-наставник пожертвовать собственными амбициями, ради… А, собственно, ради чего? Не имеет же он на счет меня каких-либо серьезных планов (его собственным словам веры мало). Да и за мной не стоит многомиллиардное наследство вкупе с полезными связями, чтобы так рисковать. Так имеет ли смысл думать, будто он мог убрать соперника, расчищая путь ко мне?
Господи, голова скоро вспухнет, жрать хочется, и этого еще выпроводить надо.
— Может, все же вернешься? — влез, прерывая поток мыслей в самый неподходящий момент, бывший.
Чувствуется, выпроводить его будет сложнее, чем я предполагала до этого. Взглянула скептически. Что ж ему так неймется?
— Я всё же здесь поживу, — дипломатично проглотив все, что хотелось высказать до этого, выдала я, — а тебе, кажется, пора.
Даниец расстроился. По крайней мере, выглядело это очень искренне. Очень хотелось поверить. Те жалкие остатки чувств к нему все еще не сдавали позиции в девичьем сердечке, но я-то слишком хорошо его уже узнала. Достаточно хорошо, чтобы понимать, что за всем этим может быть и искренность, и ложь… или все вместе.
На мои не слишком тонкие намеки он не ответил ничего, только попросил:
— Держи меня в курсе, пожалуйста, и зайди к Тэй. Она обижается, что ты ее совсем забыла.
Все время его монолога я только поддакивала и кивала головой, оттесняя непрошенного гостя к выходу. Делала я это со всем усердием и сосредоточенно, от того и пропустила момент диверсии. Такие знакомые, горячие, чуть обветренные губы накрыли мои, нежно лаская, постепенно захватывая в плен. Не давая осмыслить происходящее, оттолкнуть, заставляя терять голову.
— Тебе пора, — сумев перебороть себя, оторвалась от него и укоризненно взглянула.
Тот лишь пожал плечами, мол, в борьбе за своё — все средства хороши.
— Не забудь зайти к Тэй, — по поводу того, чтобы держать его в курсе, больше не заикался, понимая, что если я посчитаю нужным — расскажу что-то, если же буду уверена в обратном, он из меня и клещами ничего не вытащит. Слава Силам, до допроса с пристрастием у нас с ним еще ни разу не доходила. И, я надеюсь, не дойдёт.
Двери мягко вернулись в нишу, закрываясь за его спиной, а я все еще стояла и смотрела на темно-коричневое полотно с имитацией под дерево. Разбередил, гад, душу!
Салат уже не радовал, но я его упорно сжевала. На зло врагу, так сказать. Спать укладывалась со смешанными чувствами. Хотелось найти кого-нибудь — то ли для того, чтобы прибить; то ли наоборот, затащить в кровать и долго оттуда не выпускать.
Последней осознанной мыслью было, что к Тэй, секретарю Мих-ала, с которой мы в своё время очень сдружились, действительно стоит зайти.
***
— Гонзалес! — окрик дежурного застал меня по пути в подвал — именно там у нас находились крио-камеры и их повелитель — коронер своей собственной персоной, — К шефу!
Траекторию движения пришлось менять на ходу. Прис Гот у нас, конечно, уравновешенный до флегматичности ауд, но и у него бывает плохое настроение. И уж тогда ховайся, кто может. Этот по-интеллигентному худощавый, рогатый индивид разделает тебя под орех за самую малую провинность. Конфликтовать с ним точно не в моих интересах.
— Шеф, вызывали? — просунутая голова в открывшийся автоматически проём выражала максимум доброжелательности и служебного рвения на физиономии.
— Что за привычка не входить нормально в дверь?! — недовольно ворчащий начальник — это лучше, чем гневно на тебя сопящий.
— Привычка, сэр, — пожала плечами для подтверждения, — сами знаете, от нее трудно избавиться.
Говорила я чистую правду: привычка приоткрывать дверь и, повиснув на ручке, заглядывать любопытным носом внутрь, прикрывая остальную часть тела дверным полотном, во мне была неискоренима. В нынешних реалиях без щита в виде двери чувствовала себя, как девственница в первую брачную ночь — голой и совершенно беззащитной, потому теперь пряталась за стеной, цепляясь всей пятерней за дверной косяк в районе сенсоров движения — а то вдруг дверь меня «не увидит» и шею придавит…
