Последнее слово он уже кричал мне в спину. Дурак. Причем еще и завистливый идиот.
Честно, на миг даже пожалела, что оба моих собеседника где-то (по моей же просьбе) затерялись. Правда, только на миг. Потом представила, как бы сейчас себя чувствовала, вылей этот придурок на меня эти помои в присутствии Гато и тэнкварта, и поняла, что… ну его — еще потом перед ними краснеть. Хоть вроде и не за что, а все равно… неприятно.
— … ну, чего молчишь, — оторвав собственную задницу от таккара, тот тем временем двинулся за мной, — даже на это согласна, да? Шлю…
— Как вы считаете, господин Сатери, это заманчивое предложение? — медленно протянул хорошо знакомый голос неожиданно откуда-то сбоку вынырнувшего Фамира, да еще в компании с Мих-алом.
Я даже рот не сразу закрыла, а ведь хотела уже сама сказать пару «ласковых» напарничку. Не дали.
— Сомнительное удовольствие, на мой взгляд, — ответствовал ему мой бывший.
— Вы правы, — взглядом самого Рха можно было воду в лёд превращать, — я разочарован, — и это было уже обращено к так и замершему на полпути ко мне мужчине.
И произнес же, будто приговор вынес. Может, и вправду приговор. Если завтра Рха заявится к шефу и потребует замену в составе следственной группы, и именно его, Уорка, кандидатуры — тому не поздоровится.
— Шериф, — кивок в мою сторону, — приношу свои извинения за инцидент, произошедший на моей территории, — от последней фразы назначенный шефом контактёр с семьей Рха еще больше взбледнул, — не смею Вас больше задерживать. А Вас, лейтенант Уорк, — обратился уже к дернувшемуся было хаму, — я попрошу остаться… для разговора.
Пожала плечами, кивнув головой — мол, приняла извинения к сведению, — и пошла. А что еще оставалось делать? Не буду же я посреди улицы, на виду у редких прохожих становиться в позу и, прикрывая грудью бывшего сотрудника, просить сильно его не калечить. Ни к чему это. Да и верила я в здравый смысл тэнкварта и данийца — не могут они убить из-за этой ерунды даже такого отвратительного типа, как Уорк…
Или могут?
Быстро нашла нужный контакт и, уже сидя в собственном таккаре, послала сообщение Фамиру: «Надеюсь на ваше здравомыслие». На что почти мгновенно получила в ответ: «Надейся». Ну и как это понимать?
Минутку посидела, тупо пялясь в светящийся сенсорный экранчик, дивясь такой наглости, а потом мысленно махнула рукой. Ну и черт с ними. Захотелось поиграться в «у кого стальнее яйца»? Пусть наживают себе лишние проблемы, то есть, я хотела сказать, коррозию на то самое, стальное. Мне и без них есть, чем заняться.
***
Весь путь домой настоятельно гнала мысли о двух оставленных возле «Туза» упрямых баранах. И к прибытию домой мне это удалось. Правда, ненадолго. Эти два сами о себе напомнили. По очереди.
Первым в дверях объявился Мих-ал. Хмурый, недовольный и решительно настроенный поскандалить. По крайней мере, его рявк в прихожей: «И как это понимать?» — свидетельствовал именно об этом. Но… в этот раз ему не повезло. Я была уставшая. Уставшая и злая, а значит совсем не расположенная к мирному диалогу или же умасливанию его задетого мужского самолюбия.
В общем, ругалась я со вкусом, изысканными эпитетами и обычным матом, фольклором древнего простонародья на Марсе именуемом.
Бедный Гато даже опешил от такого напора и попытался подойти с другой стороны — подлизаться. Не получилось. Так что уже через десять минут уходил гордо, с прямой спиной и явственно видимым острым сожалением, что дверью со всей дури от злости не хрястнешь.
Следующий кандидат на вылет оказался не в пример хитрее. Тэнкварт, явившийся буквально через полчаса после ухода данийца, ждать развития событий не стал, так же как и скандалить.
Вошедший, как к себе домой (проходной двор, честное слово, а не моя личная крепость!), сграбастал мою несчастную, но все еще готовую к продолжению словесного боя особу и, не дав и слова вымолвить, поцеловал. Вкусно так, с душой, бормоча что-то вроде «я соскучился» и таща меня в сторону спальни.
Честно, я сопротивлялась. Первые пять минут. Пока страсть сама не захватила, накрыла морской волной — хорошо так, с макушкой, — и заставила тонуть в его ласках и легкой грубости.
Сегодня ни ему, ни мне было не до нежностей. Мы брали друг у друга всё, что могли. Жадно впитывали в себя каждый вздох, стон… любое проявление эмоций и чувств. Это был фейерверк еще похлеще, чем в прошлые разы…
— Что это было? — прикрывшись легкой, имитированной под лён простынёй, я лежала на его плече, крепко прижимаясь и пытаясь восстановить дыхание, и пальчиком на абсолютно лишённой волос груди выводя свои узоры.
— Примирение, — Фамир тоже пытался привести собственное дыхание в норму.
— Это теперь так называется? — поднимать голову и смотреть ему в лицо было лень.
— А как же еще? — хмыкнул он и прижал к своему боку покрепче, — В прошлый раз здесь же, у тебя дома, мы вроде как не совсем хорошо расстались, так что примирение, и точка.
Я только мысленно хмыкнула. Было такое, да… Ишь ты, раскомандовался!
— Хорошо, — решила не сдаваться я, — примирение состоялось, так что можешь спокойно собираться и отправляться домой.
— Как?! И ты меня после всего произошедшего выгонишь? — шутливый тон так и подмывал улыбнуться в ответ, но я-то прекрасно знала — стоит только расслабиться…
— Давай-давай, — я выталкивала его из собственной постели, попутно поднимаясь сама и принимаясь собирать разбросанную одежду, — ты забыл, наверное, а мне завтра, — глянула мельком на зависший возле противоположной стены голографический циферблат, — вернее, сегодня уже, на работу рано утром. Еще и по нашему делу что-то сделать. А для этого «что-то» нужно еще и подумать, чтобы определить дальнейшее проведение следственных мероприятий по делу. И все это не официально, потому что доступ к нему у меня забрали. В общем, работы — во! — резанула ребром ладони себя по горлу и с удвоенным усердием принялась толкать мужчину уже в сторону выхода.
— Гонишь, — огромный тэнкварт, одеваясь и обуваясь на ходу, умудрялся одновременно скакать сначала на одной ноге, а потом и на второй, ещё и кривлялся, патетически заламывая себе руки, — Гонишь несчастного меня! После всего, что между нами было, ты просто обязана на мне жениться!
— Замуж выйти, — поправила невозмутимо; не отвлекаясь, попутно упираясь в широкую спину, двигала его по ступеням вниз, ко входной двери.
— Что? — на миг сбился он со своей клоунады.
— Говорю, женщины не женятся — они замуж выходят, — и тут же закричала искину, — Открыть дверь!
— Ну ладно, — повернувшись и, уже подходя ко входу, натягивая последнюю деталь своего гардероба — темно-синюю куртку, — значит, замуж за меня ты не против…
В медленно открывающемся проеме, как раз с поднятой для нажатия на кнопку звонка рукой замер Уорк. Живой. Но помятый. Сильно помятый. На все лицо и уши. И злой. Я так понимаю, явился он ко мне для «права качать».
