Тут дверь открылась, и княжна умолкла. Дворецкий поставил на столик справа от нее поднос, поклонился и вышел, и только тогда она закончила фразу:
– В конце концов об этом узнали все. Я стала притчей во языцех. И мне было очень, очень плохо.
– Сколько вам было лет?
– Девятнадцать, а может быть, двадцать, уже не помню. Если бы все шло как положено, я уже должна была бы принять ухаживания одного из тех молодых людей, которых мои родители считали подходящей парой, и выйти замуж. Но в такой абсурдной ситуации это стало невозможным. Я превратилась в посмешище.
Княжна произнесла это совершенно спокойно, как будто та молодая женщина, которой она была в двадцать лет, не имела к ней никакого отношения. Повернувшись к столику, она налила чай в две прелестные чашечки.
– И чем все закончилось? – спросила Лира.
– Я просила его, умоляла… но он просто обезумел. Я говорила: если он не прекратит, мы оба умрем. Но он все равно не желал остаться со мной – ни за что на свете! Дошло до того, что я… сейчас ты поймешь, как глубоко может пасть человек, поддавшийся отчаянию… Одним словом, я ушла из родительского дома и стала жить с ней.
– С этой танцовщицей?
– Чистое безрассудство, да. Я притворилась, будто влюблена в нее, и ее это вполне устроило. Я жила с ней, забыла о своих обязанностях перед семьей. Я делила с ней постель, и стол, и даже ее презренную профессию – потому что я тоже могла танцевать, я была изящна и ничуть не хуже собой, чем она. У нее было скромное дарование, не более того. Но вместе мы привлекали больше публики и стали пользоваться успехом. Мы танцевали во всех ночных клубах от Александрии до Афин и получали щедрые предложения. Целое состояние за то, чтобы выступить в Марокко. Еще больше нам сулили за гастроли в Южную Америку. Но моему деймону все было мало. Он хотел большего. Он хотел принадлежать ей, а не мне. Ее деймон пристрастился к опиуму; она сама не стала рабыней мака, но начала уделять больше внимания моему деймону, чем своему. Он почувствовал, что прежняя одержимость вернулась, и тут я поняла, что настало время уйти. Я думала, что умру, и была к этому готова. И вот однажды ночью… дело было в Бейруте… одним словом, однажды ночью я решилась и оторвалась от него. Он цеплялся за свою танцовщицу, она крепко держала его, прижимая к груди изо всех сил. Все трое мы рыдали от боли и ужаса; но я не отступилась; я разорвала связь и ушла, а он остался с ней. С той самой минуты и по сей день я одинока. Я вернулась в семью; мои родные отнеслись к случившемуся как к очередной, умеренно забавной семейной легенде. Но выйти замуж я, конечно, уже не могла: никто не взял бы жену без деймона.
Лира сделала глоток чая, вдохнув тонкий жасминовый запах.
– А когда вы встретились с моим отцом?
– За год до того, как все это случилось.
Лира задумалась. Как же так? Не может быть! Ее отец был не настолько стар!
– А что вам запомнилось больше всего из того времени, что вы прожили с танцовщицей? – спросила она.
– О, на этот вопрос ответить очень легко! Наши жаркие ночи на узкой кровати. Ее изящное, стройное тело, его аромат. Этого я не забуду никогда.
– Так вы все-таки полюбили ее? Или просто продолжали притворяться?
– Видишь ли… в делах такого рода рано или поздно можно понять, что притворяться уже незачем.
Лицо престарелой княжны оставалось спокойным. Глаза тонули в глубоких морщинах, но сияли живым блеском.
– А ваш деймон?
– Так и не вернулся ко мне. Она умерла, эта танцовщица. Давным-давно. Но он не вернулся. Думаю, он ушел в аль-Хан аль-Азрак.
– Синий отель! Так это… правда? Он и в самом деле существует? Разрушенный город, где живут одни деймоны?
– Полагаю, правда. Некоторые из моих гостей – я имею в виду тех, кто приезжал от господина Кубичека, – направлялись именно туда. Но ни один не вернулся обратно, насколько мне известно.
Лира уже мчалась мыслью через горы и пустыни, к безмолвному, лежащему в руинах городу, озаренному луной.
– Итак, свою историю я тебе рассказала, – продолжала княжна. – А теперь ты должна рассказать мне что-нибудь особенное. Не попадалось ли тебе в путешествии чего-то такого, что способно заинтересовать пожилую даму без деймона?
– Когда я была в Праге… – начала Лира. – …всего лишь на прошлой неделе – хотя, кажется, уже столько времени прошло! В общем, я сошла с поезда и хотела найти расписание, но тут ко мне подошел мистер Кубичек. Как будто он меня ждал! Оказалось, что так оно и было…
И, слово за слово, Лира рассказала ей всю историю человека-печи. Княжна слушала ее очень внимательно, ни разу не перебив, а под конец удовлетворенно вздохнула.
– Значит, тот маг и был его отцом? – спросила она.
– Ну, по словам самого Агриппы – да. Корнелис и Динесса…
– Жестокую шутку он сыграл с родным сыном.
– Я тоже так подумала. Но этот горящий человек… он решился во что бы то ни стало разыскать свою Динессу, и это ему удалось.
– Любовь… – задумчиво проговорила княжна.
– Расскажите мне еще о Синем отеле! – попросила Лира. – Я слышала, что его еще называют Мадинат аль-Камар – Город Луны. Почему?
– О, этого никто не знает. Это очень старая легенда. Когда я была совсем маленькой, няня рассказывала мне сказки о призраках. От нее-то я и услышала впервые об этом Синем отеле. Куда ты отправишься дальше?
– В Алеппо.
– Тогда я дам тебе имена нескольких человек, оказавшихся в том же положении, что и мы. Возможно, кто-нибудь из них знает больше. Но, как ты понимаешь, у многих Синий отель вызывает страх и суеверный ужас. Не стоит о нем говорить с людьми, у которых все в порядке. Особенно с теми, кого легко напугать.
– Конечно, – кивнула Лира и допила чай. – У вас такая красивая гостиная! Вы играете на фортепиано?
– Оно играет само по себе, – сказала княжна. – Подойди и потяни вон за ту рукоятку слоновой кости справа от клавиатуры.
Лира повиновалась, и встроенный механизм тотчас ожил. Клавиши стали опускаться и подниматься, словно под невидимыми пальцами, а комната наполнилась звуками сентиментальной любовной песни, бывшей в моде с полвека тому назад. Лира восторженно улыбнулась княжне.
– «L’Heure bleue»
[16], – сказала та. – Мы часто под нее танцевали.
Лира снова повернулась к фортепиано, обвела взглядом фотограммы в серебряных рамках… и внезапно замерла.
– Что такое? – встрепенулась княжна.
Лира потянула за рукоять, выключая музыку, и дрожащей рукой взяла одну из фотограмм.
– Кто это?
– Дай-ка сюда.
Княжна взяла фотограмму и изучила ее через пенсне.
