А в‐четвертых, пятых и шестых, никто не вправе меня упрекать, ясно? Вас вообще не должно было быть. Но вы есть. Я отстояла вас у вечности – и у черной пустоты небытия, и даже у последней окончательной невыразимости непонятно чего. Я это сделала.
Если вы не поняли, это были хорошие новости.
А теперь плохие.
С этого дня вы живете в мире, созданном блондинкой. Правда, хорошей, доброй, искренней и передовой, и даже вполне себе духовно продвинутой – но не так чтобы запредельно умной. И не особо дисциплинированной. Короче, просто нормальной современной блондинкой. У которой, помимо всего прочего, бывают еще и месячные. Так что не обессудьте, если что-то пойдет не так.
Некоторые мелкие косяки вы уже заметили. Думаю, будут и другие. В общем, скоро все узнают, что такое танец запасной бабочки Чжуан-Цзы, убегающей от Кота Шредингера в Траве Забвения.
Каким он будет, мой прекрасный новый мир?
Ну, если бы это зависело от меня… Пусть всем будет хорошо. Пускай все получат, что хотят – Хосе свою квартиру, Кендра свою революцию и так далее. Пускай вокруг станет меньше вранья, крови, человеческой боли – и кликбейтных заголовков, на которых делают бизнес разные мелкие бесы…
Но надежды, если честно, у меня мало. Может быть, я старалась зря и весь мир превратится в один сочащийся кровью кликбейтный костер, на котором начнут варить по-крупному. Варщики, конечно, сварятся и сами. Но ведь и мы с ними тоже.
Но когда это было по-другому? При Каракалле? Или, может быть, при Элагабале? А тысяча темных лет, которую отмолила у эонов его жена, давно прошла.
В любом случае, один тридцатник я прожила. По древним меркам, почти старость. Ну а по новым – совсем еще юность. Поживем-пощупаем. Я не говорю «увидим» или «услышим», потому что особого доверия к тому, что нам говорят и показывают, у меня нет.
А сейчас я могу ответить на самый главный вопрос.
Если допустить, что все это было на самом деле, а не привиделось мне за одну долгую ритритную секунду, почему я все-таки это сделала? Почему позволила мрачному земному бардаку перезагрузиться – и не захотела в этот неподвижный совершенный абсолют?
Наверное, просто потому, что это моя природная функция: воспроизводить наш невыносимый, злобный, смертельно больной, но все-таки такой милый местами космос, воспроизводить его несмотря ни на что – в новых глазах, готовых его увидеть, и новых руках, способных его коснуться. Плохо это или хорошо.
Потому что Непобедимое Солнце нашего мира – вовсе не какой-то черный камень, который то ли был, то ли нет. Это женщина. Такая как я. Или Наоми, хотя у нее есть свои заскоки. Или ее сестра Эухения, у которой, к сожалению, ни одного заскока нет. Или как эта римская весталка с орлиным носом из моего сна.
Мы все спасаем ваш мир. Спасаем его каждый день, просто вы не знаете. Даже тогда, когда не рожаем детей – а только уравновешиваем жестокую и тупую мужскую волю, мечтающую наделать во всем дыр, а потом разорвать все в клочья.
И если время от времени мы начинаем светить не озверевшему патриархату, а друг другу, мы имеем на это полное и неоспоримое право. Даже не верится, что в наше время еще приходится кому-то это объяснять.
Такие вот red pill blues.
Эмодзи_двух_непобедимых_солнц_сидящих_в_обнимку_на_фоне_заходящего_в_дымку_желтого_карлика_класса_G2V_среди_бегущих_известно_куда_по_длинной_набережной_европейских_спортсменов.png
