– А эти живые фигуры? – спросила я.
– Они как бы снова постепенно застыли и стали статуями. Глаз камня тоже закрылся – просто камень, и все. А эта женщина все молилась и молилась двум скрещенным балкам. Потом она обмакнула платок в лужу крови, спрятала его на груди и тоже вышла. И я поняла, что заперта в этом зале навечно, и должна буду танцевать перед камнем опять и опять, пока все не кончится, и боги так же коварны, как люди… Тогда я проснулась…
Наоми с опаской потрогала маску Солнца.
– Это из-за нее? Из-за того, что я в ней спала?
– Да, – сказала я. – Но не только. Я не думаю, что кто-то другой увидел бы тот же самый сон.
– Почему?
– Скажи, ты видела лицо этого юноши?
– Да. В зеркале.
– Это было его лицо? Или твое?
– Почти мое. Но какое-то другое. Я же говорила, как будто меня нарисовали на фаюмском гробу.
Я вынула свой телефон и показала ей бюст Элагабала.
Наоми только вздохнула.
– Да. Это он. И похож на меня, правда. Если бы я была мальчиком, то выглядела бы точно так.
– Ты красивее.
Она улыбнулась и чмокнула воздух в моем направлении. Все-таки у нас, женщин, есть эволюционное преимущество перед мужиками. Мы в любой момент можем засмотреться на себя в зеркало и забыть про все остальное. Причем продвинутой женщине даже реальное зеркало не нужно – оно всегда перед ее мысленным взором, как у водителя над рулем.
– Спасибо. Ты можешь объяснить, что все это значит?
– Могу, – ответила я. – Только давай уйдем отсюда и вернемся в курортную зону.
– Хорошо, – сказала Наоми. – Я позвоню хозяину, и он подойдет.
Батарейки хватило на то, чтобы набрать номер. Когда на том конце взяли трубку, телефон сдох. Но хозяин догадался – и появился через десять минут.
Мы с Наоми дошли медленным шагом до моей гостиницы. Это заняло больше часа, и за это время я рассказала ей почти все. Она только пару раз задала уточняющие вопросы. Потом она спросила:
– Значит, ты специально приехала меня найти?
– Не тебя, – сказала я. – Вернее, я не знала, что это будешь ты. И ты мне нравишься совсем не потому, что…
Я тряхнула рюкзаком, где лежали маски.
– Это правда?
– Правда. Я даже жалею, что впутала тебя в эту историю.
– Ничего, – сказала Наоми. – Я понимаю.
– В общем, эти люди, Тим и Со, хотят тебя увидеть. Они очень классные. У них Камень. И они хотят, чтобы ты перед ним танцевала. Зачем – вопрос не ко мне.
– Я знаю зачем, – сказала Наоми. – Я уже танцевала перед ним сегодня ночью. И, может быть, раньше. Это не чужая история. Это моя история тоже.
– Ты поедешь?
– Надо подумать. Подожди, пока я соберу свои шарики вместе с винтиками…
Мы договорились встретиться вечером в «Дереве и Камне», поцеловались под неодобрительным взглядом Ку-Бунина («кубинский Бунин» – так я назвала про себя изысканного господина, делающего «Ку» перед гостями «Синей Воды»), и Наоми пошла по направлению к зоне высоких цен.
Я вернулась в гостиницу.
Случилось что-то странное. Мы с Наоми увидели два последовательных сна. Ее сон начался там, где кончился мой. А она ведь даже не прикоснулась еще к Камню…
Но меня это не удивляло. Все было понятно с той секунды, когда я увидела ее в обществе пожилой кубинской дамы – дальнейшие проверочные процедуры можно было спокойно отбросить.
Я позвонила Со, но трубку взял Тим.
– Я ее встретила, – сказала я.
– Ее? – переспросил Тим.
– Да. Это девушка.
– Ты уверена?
– Уверена, – сказала я. – Она на него похожа. И еще… Она заснула в маске и увидела такое, чего даже я не видела.
И я пересказала сон Наоми.
– Угу, – ответил Тим. – Думаю, ты права. Поздравляю.
– Что теперь? – спросила я.
– Привези ее на Тенерифе.
– Почему на Тенерифе?
– Камень будет там, – сказал Тим. – Яхта для этого не годится.
– Для чего «этого»? – спросила я.
– Ты сама знаешь.
Он был прав – я знала. Вернее, догадывалась.
– А если она не поедет?
– Она поедет. Чудес не бывает. Все получится просто и естественно.
– Куда на Тенерифе? – спросила я.
– Скажу, когда будете здесь. Мы все приготовим. Если вы расстанетесь на время, оставь ей маску, какую она захочет. Можешь даже обе. Но я думаю, что она возьмет маску Солнца.
– Ладно.
– С тобой хочет поговорить Со.
Я была рада услышать Со.
– Привет, Саша.
– Привет.
– Я все знаю. Ты умница.
– Спасибо.
– Ты заслужила небольшой отпуск. Если есть нечто такое, что ты давно хотела сделать… Знаешь, мечтала всю жизнь, но все время откладывала… Сейчас самое время.
– Спасибо за инсайдерскую информацию, – ответила я.
– У тебя такой тон, словно ты ждешь конца света, – засмеялась Со. – Вернее, словно конец света – это что-то плохое.
Тут я тоже засмеялась.
– Да, чуть главное не забыла, – сказала Со.
– Что?
– Кендра прислала тебе ответ.
– А?
Я даже не поняла в первый момент, о чем она.
– Ну, ты оставила для нее резиновый член и наручники. Сказала, что это коан. И она его решила.
– Серьезно? – без энтузиазма спросила я.
– Ага. Мы послали тебе ее ответ, ты не видела?
– Еще нет, – ответила я.
Когда мы распрощались, я проверила почту. Действительно, в ящике оказалось письмо от Со. Текста не было, только вложенная карикатура – Путин и Эрдоган обнимаются, и каждый держит за спиной по ножу.
Такая Кендра. Ну при чем тут, спрашивается, Путин? Нет, я совершенно не из его фан-группы, но почему надо всюду его втиснуть? У них что в Америке, своих чекистов мало? Точно так же всех наклонили и при этом даже не засветились. Чтобы не подвергать опасности свои источники и методы. Чтобы никто из врагов Америки не догадался, что они сначала отсасывают у пальца, а потом делают слив в «Вашингтон Пост».
Все-таки в современном прогрессивном американце русофобия – это одна из биологических жидкостей. Даже если он воук и трансгендер. Особенно если он воук и трансгендер, кстати. Потому что всем этим корпоративным анархистам и имперским сварщикам много лет объясняют по Си-эн-эн, что их фашизм – это не их фашизм, а коварно заброшенный к ним русский, а сами они белые и пушистые драг-квинз. И ничего с этим, увы, не поделать.