– Бывает два духовных пути, – сказал Тим. – Вернее, два их типа. Первый – это то, чем занимаются Кендра с Винсом. Выйти за пределы слов, рассечь реальность на атомы, поднести к ней такую мощную линзу, чтобы все знакомое исчезло и осталась только невидимая обычному человеку фактура. Многие думают, что при этом понимают все про человеческую жизнь. Ну да, они видят кирпичи, из которых она сделана. Это интересно, странно и чудесно. Можно изучать эти закоулки всю жизнь. Но если ты исследуешь кирпичи и швы с раствором, разве поймешь что-то про архитектуру дома? Или про то, кто и зачем его построил?
– То есть они идут не туда?
– Я так не говорил, – сказал Тим.
– А второй путь?
– Это вообразить дом, где ты якобы живешь. Придумать такую архитектуру, какая тебе понятна и нравится. А потом научиться видеть ее поверх любой кладки. Вцепиться в какую-нибудь идею или легенду, и так пропитать ее своей верой, что она станет твоей персональной истиной. Одни дружат с тибетскими духами, другие с девой Марией, третьи с Шивой. Даже встречаются с ними в укромных местах. Это значительно проще, чем первый вариант, но толку еще меньше. Самая добрая галлюцинация – это всего лишь галлюцинация.
– Какой из путей тогда правильный? – спросила я.
– Просто расслабься, девочка. Человек не может ходить по путям.
– Почему?
– Да потому, что он прибит гвоздиком. Единственный путь, по которому он действительно перемещается, заключен в его судьбе, а судьба заключена в теле. Родился, вырос, состарился, умер. Других духовных путей нет.
– Как нет? Ведь по ним же идут.
– Человек может полагать, что он куда-то идет. Как малыш на качелях воображает, что летит на самолете или скачет на лошади. Когда он слезет, будет не слишком важно, куда он скакал и с кем сражался. Искатель на духовном пути – такой же дурачок на качелях… Люди – это живые нитки, которыми сшита реальность. Какой у человека может быть путь, кроме того, чтобы просыпаться утром и засыпать вечером? Ты не досмотрела жизнь Элагабала. «Нитки» – это не мое сравнение, а его. Надень маску и увидишь сама. Есть момент, где он очень отчетливо это понимает…
– Что – это?
– Вот ты появилась, описала свою траекторию в жизни и исчезла. Тебя больше нет, но ты что-то собою связала, соединила, скрепила. Рассасывающаяся нить, как при хирургической операции. Тобою сшили ткань творения – нечто такое, о чем ты даже не имеешь понятия. В чем смысл нитки? В чем ее назначение? Да просто в том, что это нитка. Но каждая нитка при этом думает, что все дело в ней, потому что у нее самая красивая попка в инстаграме.
– У меня не самая, – ответила я.
– Я не про тебя… – он вдруг поднял руки, словно понял, что сказал ужасную бестактность, – то есть про тебя, конечно, извини старого дурня, хе-хе…
– Пожалуйста, говорите серьезно.
– Если серьезно, то большинство в этом мире тянет свою лямку и не задает лишних вопросов. Я имею в виду, о смысле происходящего. Они этот смысл и так понимают – вылечиться от грибка и расплатиться с ипотекой. Но некоторые визжат как поросята – не хочу, не буду, все абсурдно и страшно. Поэтому придумали эти самые духовные пути. Прогулялся немного у себя в голове, успокоился и опять впрягся. Так что давай, впрягайся. Это и есть путь…
Он довольно ухмыльнулся.
В этот момент ему не хватало огромного живота с бриллиантовой цепью и сигары во рту.
Впрочем, так сейчас выглядят не капиталисты, а рэперы. Хотя рэперы, подумала я, это ведь тоже капиталисты. Буржуины, которые продают нам нашу же тоску, намазанную на купленный у звуковых буржуинов бит. И еще приторговывают мерчем. А бывают буржуины духовных путей. Тоже со своим мерчем. МакХатмы.
– Кендра говорила, – сказала я, – что мы можем иметь дело только со своими собственными выхлопами. Вы с ней согласны?
– На сто процентов, – ответил Тим.
– К духовным путям это тоже относится?
– Именно к ним это и относится в первую очередь.
– А просветление?
– Что такое просветление? Это что-то такое буддийское, да? Но даже у буддистов на этот счет единого мнения нет. Почему бирманское просветление так сильно отличается от тибетского?
– А они отличаются?
– Еще как. Японский дзен-мастер кажется бирманскому учителю даже не вошедшим в поток. Для тибетского бонпо оба гуляют где-то в потемках. Когда монах-теравадин слушает на ютубе англоязычный дзогчен, он думает, что это косметическая психотерапия-лайт для домохозяек. А к нему самому в это время крадется седобородый индус, чтобы обвинить его в дуализме… Все эти просветленные мужи бьют друг друга канделябрами по бритым черепам много тысяч лет.
– Но ведь в конце они приходят к одному и тому же?
– Кто тебе сказал?
Я замялась. Это была та редчайшая жизненная ситуация, когда ссылка на БГ как на духовного авторитета не канала.
– Вовсе нет, – сказал Тим. – Если ты, конечно, не говоришь о смерти. Пока мартышки живы, они кривляются по-разному. Одна узнает «природу ума», не понимая, что упаривает философскую концепцию до простейшего эха, и узнается именно концепция, за годы тренировки редуцированная до переживания-символа. Другая мартышка следит за феноменами восприятия, не замечая, что сама создает их своим поиском. Чем дольше она греет воду у себя в голове, тем сильнее там булькает, пока чайник не отключится. Третья мартышка простирается перед иконой и стяжает какого-нибудь «духа» – и тот, натурально, подваливает в заказанных объемах и формах… Все духовные практики – это генерирование специфических эффектов в потоке восприятия, и эти эффекты в каждой традиции свои. Общее у них только то, что они возникают из ничего и исчезают без следа. Все, что обнаруживается, перед этим фабрикуется. Особенно так называемая несфабрикованность. Исследовать духовную реальность невозможно, потому что она не просто зависит от нашего внимания – она и есть замкнутый на себя поток внимания, способный порождать что угодно. Змея, кусающая свой хвост. «Изучать» этот поток – как вопрошать ночь, какой из снов настоящий…
– Откуда вы столько про это знаете?
Тим только ухмыльнулся.
– А научное знание? – спросила я. – Это ведь тоже путь.
– В точности то же самое. Оно тоже сделано из веры, только это вера не в «ум», – Тим опять изобразил пальцами кавычки, – а в «материю». И эта вера точно так же меняется со временем. Греки думали, что звезды – это золотые гвозди в хрустальных сферах, которые крутятся где-то наверху. Но забивать эти гвозди человек не мог – он умел только вычислять их траектории в небе. Людям кажется, что сегодня они сильно поумнели, потому что рассчитывают не расстояния между гвоздями, а массы черных дыр, размер и возраст Вселенной…
– И подтверждают догадки наблюдениями, – вставила я.
– Да. Но за этим они как-то упускают то обстоятельство, что Вселенная – это просто небесное кино, проверить достоверность которого никогда не будет иной возможности, кроме как глядя на те же верхние огоньки.
