Под куполом, в сонме святых, устроились съеденные мыши. Их кости сияли будто сотни сотен маленьких солнц, озаряя своим светом ночную темень. Убитые крысы в честь праздника надели самые красивые рога и устроились в клетках на коленях у мёртвых котов.
Когда все гости прибыли, святая сестра прошла меж рядов, орошая помещение святым зельем из зелёной чаши.
Торжественно, под музыку семиглазых ангелов, Францисса взошла к алтарю и начала службу.
Оркестр играл реквием по ушедшим богам, что спокойно отдыхают в своей часовне. Ушедшие боги в своём доме спят и видят сны, а люди в тех снах обитают.
В залу вошла невеста. Мерно ступала она, а вел её верный Старый Пёс в фиолетовом фраке и с синей розой на шляпе. Фата Благой Смерти — в рубиновых, изумрудных тонах. Платье её подобно цвету волос — золотых колосьев.
Она шла с гордо поднятой головой, и светилась всем станом своим.
Следом за ней выступил и Клаус.
Он шёл между рядов, вскинув всем собравшимся знак руки, и орёл сидел на его плече.
В своём клюве птица держала веточку смоковницы.
Жених встал справа от невесты, и Францисса трижды озарила их крёстным знамением и поднесла свечи.
Лицо Благой Смерти живо сияло в свете съеденных мышей и робких дрожащих огней в её и Клауса руках.
Она смотрела на него и счастливо улыбалась.
Сестра подошла к зелёной чаше, на дне которой лежало два кольца в форме змей, что поедали собственные хвосты.
— Именем Отца Нашего, Сына-Спасителя и Духа над Бездною.
С этими словами она обручила их.
Дважды змеи кусали их пальцы, и дважды возвращались домой, и лишь на третий раз замерли на перстах своих хозяев, да там и уснули.
Францисса подала знак знак следовать за ней.
Благая Смерть и её Граф мерно плыли по просторам дома божьего. Со стен на них смотрели лики святых, а с потолка им трубили ангелы. Они провожали пару счастливыми взглядами, а те — их сердца отмечены покоем. Они были вместе, они венчались. они были владыками своего счастья, его королём и королевой. И их счастье воплощалось в новый мир.
Когда пара взошла к аналою, Мёртвые коты воздели над ними венцы полыни, а святая сестра спрашивала младых, и те отвечали своим согласием.
Францисса поднесла Клаусу икону с изображением скрипача в терновом венце, и жених низко поклонился пред ликом господним и поцеловал его. Потом сестра поднесла Яне икону с изображением рыжей девы, что держала на руках волчонка, и невеста поцеловала лоб волчицы.
Следом — молодая причастилась яблочным соком и передала бокал наречённому. Причастился и он.
Три раза каждый из них пригубил сок, и три раза бокал целовали разные уста.
Потом к паре подошли две девы в небесном одеянии. Одна светла, подобно сатане, а другая — мрачна, как смертный бог. Они взяли молодых под руки и под звуки фуги повели навстречу рассвету.
Клаус и Благая Смерть ступили за грань иного мира, в царство вечного света под сиянием солнца ночи.
Они стояли на вершине горы, а перед ними раскинулся бескрайний океан алых вод.
Король держал свою Королеву за руку, а она положила голову ему на плечо.
Две девы стояли подле и держали Святое писание. Они учили их свободе.
Жених сделал небольшой надрез на своей деснице, и невеста повторила тот жест, а следом — оба сжали ладони друг друга, дабы их кровь смешалась и стала единой. А дальше — их уста сошлись в долгом-долгом, терпком, сладком поцелуе.
Над ними восходило их солнце, солнце похоронной зари, а они — они её дети, владыки нового и прекрасного, надземного царства, земли вечного света, где звенят тысячи колокольчиков и благоухают цветы.
Они знали, что скоро уйдут туда и проведут там вечность.
Рассвет — их отец, а они — отныне брат и сестра, король и королева. Все лунные звери сошлись пред ними и низко склонились, торжественно встречая своих господ, а с небес подобно снегопаду сыпались лепестки красных роз.
Муж и жена стояли и целовались, а за их спинами рушился весь прежний мир, и не было на свете ничего, кроме длинной лестницы.
Лестницы в небо. Лестницы в счастье.
Действие двадцать шестое. Разбившийся кристалл
Место действие:
Алексеевский лес.
Действующие лица:
Гертра
Орне
Для Орне всё было как в тумане. Ничего не прояснилось, только ещё больше запуталось. Он смотрел на мир сквозь дымку, как будто через запотевшее окно, все звуки — приглушены. Он видел перед собой Гертру, но она была очень далека, недостижима. Он говорил с ней, но голос не принадлежал ему, был грубым, низким, резким. Не его слова, не его мысли. Он их слышал, но не воспринимал. Пытался встать — но тело его не слушалось, им владело что-то другое. Хотелось кричать — но крик разбивался о сковавшую мальчика пустоту.
— Тише, мой милый, — услышал он спокойный голос откуда-то сверху, тот самый, что сейчас общался с Гертрой — и его окутало ласковое, нежное тепло.
— Тише, не бойся. Всё будет в порядке. Ты всегда был в тени, но скоро будешь свободен. Просто дай мне немного времени.
— Кто ты? — спросил Орне, обращаясь к мраку.
— Я есть творящее тебя, равно как и ты есть творящее меня. Мы едины с тобой.
Мальчик терялся с ответом, уже совсем теряя нить происходящего.
— Я — твоя клеть, — продолжал голос, — но ты не заперт во мне. Ты свободен от всего, милый. Здесь и сейчас, вокруг есть только ты и твои мысли, как раньше. Углубись в них, отдайся волнам воспоминаний, которые ещё теплятся внутри тебя, найди их в себе.
— Здесь холодно, — признался мальчик, всё ещё сидя, слепо смотря в пустоту. Голос рассмеялся, медленно, спокойно, снисходительно.
— Конечно, здесь холодно, милый, ведь ты на поверхности. А я говорю тебе — вглубь, где тепло. Падай ниже, чем можешь падать, думай дальше, чем считал возможным. Всё вокруг зависит лишь от тебя. Я был здесь всегда, а теперь — свободен, равно как и ты — был там, а ныне в себе. Отдохни, мой милый, отдохни и вспомни себя прежде, чем вернуться.
Мысли терялись, и тьма обступала со всех сторон, поглощала мальчика, затягивая в себя. Он не мог, не находил в себе силы противиться — и его укутало теплом забвения.
Между тем Гертра сидела в палатке перед телом своего брата, склонившись перед ним.
— Хочешь поговорить? — улыбнулся Орне, садясь на подушку. — Я соскучился.
Девушка молчала, стиснув кулаки.
— Сильфу я не трону, — продолжал парень, чей голос изменился, стал низким и ровным. — Скажу больше, я даже готов снова впустить её к нам. Не стану же я отбирать вашу надежду вот так сразу.
