И словно в порядке компенсации за то, что набросилась на него, отломила кусок домашнего имбирного пряника и протянула ему, но у него руки были мокрые, и он отказался.
Он робко сказал:
— Это значит, другие дети так себя не ведут…
Он помолчал, подбирая в уме слова.
— Я думаю, может, тут есть поводы для беспокойства. Может, надо вмешаться как-то.
Белль продолжала тереть полотенцем тарелки, но ее поза свидетельствовала, что она внимательно слушает.
— Что ты разумеешь под поводами для беспокойства? — спросила она, подтвердив его предположение, что планирует выдавать ему информацию небольшими порциями из опасения разрушить восстановленный семейный союз. Его смятение несколько умеряла лишь гордость за свое умение читать ее мысли без слов.
— Во-первых, он смотрит в упор, — ответил Куин, разгибая пальцы и тем самым намекая на еще один, пока не названный, повод для беспокойства. — Во-вторых, он не размахивает руками при ходьбе.
Теперь Белль смотрела на него, держа в руках блюдце с филигранью. Она завела обычай подавать кофе в старинном сервизе, что смущало его как некий перебор.
— Он не жестикулирует, как другие дети, — продолжал Куин. — Руки у него словно манипуляторы у робота. Свисают вниз. По бокам. Будто его связали.
Белль наморщила лоб.
— Ты сейчас смеешься над ним?
— Нет, что ты! Господь с тобой, Белль, конечно, нет. Я же отец… которому не все равно.
Он испуганно посмотрел на Эми.
— У меня же нет опыта общения с детьми. — Он снова скосил глаза на Эми. — Поэтому я просто не знаю, что нормально, а что нет…
Молчание.
— В-третьих, — сказал он, — похоже, у него в голове магнитофон. Если он раз что-то расслышит неправильно — имя, например, — то записывает это, как на пленку, и потом ошибку не исправить.
Раз уж Куин проделал дыру, нужно продолжать копать дальше.
— Мне кажется, тут есть несколько поводов для беспокойства. Может, парочка проблем. С социальным развитием или как там это называется.
— По словарному запасу сверстники даже близко к нему не стоят, — сказала Эми.
— Я знаю, да, у него огромный словарный запас. Феноменальный словарный запас.
Куин понятия не имел, откуда мальчик берет все эти слова или этот усложненный синтаксис, которыми изводит всех.
— Ладно, а как насчет того, что он упорно называет своего учителя мистер Линкман? Я поправлял его тысячу раз, но он все равно говорит «мистер Линкман». И это притом, что он прекрасно знает шестнадцатого президента Соединенных Штатов Авраама Линкольна. Он вам расскажет уйму всего: как называется родной город Линкольна, как звали жену Линкольна, какую пьесу смотрел Линкольн в театре, когда его застрелили, имена людей, которые входили в кабинет Линкольна, кто построил Мемориал Линкольна, и все равно он почему-то называет своего учителя мистер Линкман, хоть ты тресни.
Белль с Эми обменялись насмешливо-понимающими взглядами.
— Может, потому, что его учителя зовут мистер Линкман, — сказала Белль. — Энди Линкман.
Женщины расхохотались, и постепенно нагнетавшееся в ходе разговора напряжение разом разрешилось, так что все испытали облегчение.
— Черт возьми, Куин, — сказала Эми. — Похоже, это у тебя в голове магнитофон.
— Не задирай его, Эми, — дружелюбно сказала Белль. — Мне нравятся люди, которым не все равно.
— Согласен, это неудачный пример.
Но ведь есть же и другие примеры: мальчик говорил вместо «границы» — ограницы, вместо «пружинки» — кружинки, вместо «брусника» — грусника, вместо «благодарность» — флагодарность.
Женщины снова рассмеялись, особенно Эми. Он терпеливо дал ей время отсмеяться, потому что упорно работал над собой, чтобы стать лучшей версией себя, и сказал:
— Я что имею в виду: неважно, сколько раз он увидит или услышит слово «пружинка», он все равно будет говорить «кружинка». И вот меня беспокоит — если ты не возражаешь, Эми, — нет ли тут проблемы. Меня это беспокоит, потому что я неравнодушный отец.
Белль напряглась.
— С ним все в порядке.
— Ты не слышишь меня, — начал он заводиться без причины, почему — и сам не мог разумно объяснить. — Разве учителя не могут ему помочь?
— Не знаю, Куин. Почему бы тебе самому не прогуляться до школы, если ты ее сможешь найти, и не поговорить с мистером Линкольном? Если тебе кажется, что твое терпение лопнуло, скажи мне сей момент.
И, похоже, такой момент настал. Полтора года Куин был начеку, осторожно формулировал вопросы, искусно маневрировал, а мальчик тем временем занимался своими таинственными делами.
— Я просто хочу знать, ладно? — сказал Куин. — Как отец. Вот он сейчас у себя в комнате, что он там делает? Шнурки от ботинок пересчитывает? Заучивает мировые рекорды по боулингу? Сортирует две сотни пустых дисков по непонятной системе или составляет очередной абсурдный список? Почему у него нет друзей? Какого черта он все пересчитывает?
Эми выпрямилась на стуле. «Какие диски? — вопрошал ее взгляд. — Что значит “нет друзей”?» На лицо Белль снова вернулось выражение беспомощности и протеста. Может, тогда она и решила прибегнуть к таблеткам? Именно тогда, когда Куин закатил истерику из-за того, что мальчик не в себе, а Эми заподозрила неладное и выпрямилась на стуле?
Позже вечером, когда Белль проделывала с мальчиком тщательно разработанный ритуал отхода ко сну: десять глотков воды, десять ударов, чтобы взбить подушку, десять глубоких вдохов — Куин спросил у Эми:
— Разве девятилетний мальчик не должен быть членом бейсбольной команды?
— Он записан в отряд скаутов.
— Да, но он не может назвать ни одного ребенка из своего отряда.
Как раз тем утром Куин отвез мальчика в скаутский лагерь и там мог наблюдать, как Тед Ледбеттер, его будущий, как позже выяснится, соперник, демонстрирует свой талант управляться с детьми.
— Тебе не кажется это странным, Эми? Для составителя списков? Что он не может назвать по имени ни одного ребенка из отряда?
Они пили скотч в гостиной, точнее, Эми — скотч, а Куин — спрайт.
— На самом деле странно то, что ты сто раз назвал учителя мистером Линкольном, а он тебя не поправил, хотя знал, что это не так.
Куин молча пил свой бесполезный безалкогольный напиток.
— Он боится тебя, Куин. Тебе надо больше стараться. — Она налегала на свой напиток, который ударял ей в голову. — Хочешь, дам совет, как сестра? Белль считает, что ты никогда не любил своего ребенка. Что ты к нему не привязан. Неважно, правда это или нет, — она сделала многозначительную паузу. — Но твои замечания про характер мальчика и про его странности только подливают масла в огонь.
