Вестибюль был выстужен кондиционером, и Белль дрожала, мрачно уставившись на свои туфли — разные, как лишь теперь заметил Куин. Один носок был круглый, другой — заостренный.
— Не понимаю, что я тут делаю, — бормотала она. — Ты не знаешь, что я тут делаю?
Она ждала ответа, словно Куин, который никогда не мог ответить на самый простой вопрос вроде «Когда ты вернешься домой?», обрел вдруг способность отвечать на столь сложные.
— Если хочешь, я отвезу тебя домой сегодня вечером, — сказал он успокаивающе. — Уне закажу комнату в гостинице и завтра приеду за ней.
Она плакала без слез, такого он ни разу не видел за двадцать лет жизни с ней. Неужели и правда — человек может выплакать все слезы?
— Я не хочу домой, — прошептала она. — Не хочу быть дома. Вообще не хочу быть.
Она на минуту уткнулась лицом в ладони, а когда отвела их, ее глаза были совершенно сухими.
Высокая тонкая женщина появилась неизвестно откуда.
— Я велела сиделке проводить вашу маму в туалет, — сказала она.
Куин оглядел ее длинные ноги, накрашенные ногти и плетеные сандалии. Блузка с глубоким вырезом, элегантный жакетик — не больничный, но белый. Серьги в ушах меняли цвет, когда она кивала.
Ее звали Арианна. Она отработанным жестом пожала им руки и предложила воды из кулера.
— Вы хотите перевезти к нам вашу маму? — спросила она, забирая у них пустые стаканчики.
— Перевезти к вам мою маму — это было бы замечательно, — вяло ответила Белль. — Только вам сначала придется вытащить ее из дома.
Арианна смерила Белль быстрым взглядом, поняв, что ошиблась насчет потенциальной клиентки «Фруктового сада».
— Простите меня, — сказала Белль. — У меня сын умер.
— Мне очень жаль, — сказала Арианна, оставив тон менеджера по продажам и не зная, куда девать глаза.
— Это не наша мать, — вмешался Куин. — Это наша знакомая, она разыскивает человека, который, возможно, живет у вас.
С фамилией вышла заминка. Никакой Виткус здесь не числился.
Наконец появилась Уна — потная, расстроенная — и села.
— Я хотела бы повидать Лаурентаса Стоукса, — сказала она с деловым видом, но еле слышным от усталости голосом. — Возможно, он работает у вас врачом.
— Ах, ради всего святого! — воскликнула Арианна и рассмеялась каким-то воздушным смехом. — Вы имеете в виду Ларри.
Она наклонилась в сторону Куина, адресуясь к нему как к ответственному представителю странной компании:
— Он живет по-прежнему в корпусе В, но днем находится в отделении с усиленным уходом. Ваши близкие в надежных руках. — Она посмотрела на Уну. — Это ваш родственник?
— Я его родила, — сказала Уна. — Если вас это интересует.
Обескураженная улыбка Арианны отделилась от ее лица, как у Чеширского Кота. Белль переступала с ноги на ногу, словно пол обжигал ее.
— Идите за мной, — сказала Арианна, и они последовали за ней молчаливой процессией через двойные двери и далее по сияющим белизной коридорам. Куин взял Уну за руку, терзаемый сомнениями, — он всегда начинал беспокоиться слишком поздно, когда уже ничего нельзя изменить. Не зря Белль давно его в этом упрекала.
Палата дневного пребывания была заставлена инвалидными колясками, на которых сидели дряхлые люди и глядели в одну точку перед собой. Хотя Уна, бесспорно, походила на них, она столь же явно от них отличалась. Куину вспомнились фильмы про похитителей тел, хитрые уловки, на которые пускаются ради этого пришельцы, но всегда же можно послать их к черту.
— Который из них он? — спросила Уна. Она была сильно возбуждена, даже кожа подрагивала.
— Вон там, — ответила Арианна слегка встревоженно.
Она отвела их немного в сторону, к большому окну, выходившему во двор, у которого в высокотехнологичном кресле сидел высокий человек. На груди у него болтались стетоскоп и пара биноклей.
— Ларри, — окликнула женщина, касаясь его плеча. — К вам гости.
Ларри с трудом повернул голову, добрая, нежная улыбка осветила его лицо. У него были выразительные глаза и широкий лоб, как у Уны.
— Что ты здесь делаешь, Лаурентас? — спросила Уна.
— Мы с вами знакомы?
Она уперла руки в боки.
— Я Уна Виткус.
— Как вы сказали?
— УНА ВИТКУС, — повторила она. — ТВОЯ МАТЬ.
— Ах, боже милостивый, вот оно что, — тихо пробормотал он. — Боже милостивый, какой сюрприз.
— Что ты здесь делаешь?
— Я живу здесь, боже милостивый, — ответил он.
— Сегодня у вас просто праздник, верно, Ларри? К вам пришли гости, — вмешалась Арианна. — Я оставлю вас, чтобы вы могли поболтать.
Ее шаги затихли, и Куин почувствовал себя брошенным.
— Я вышел на пенсию в девяносто втором году, — объяснял Ларри Уне. — Мои дети живут далеко отсюда.
Он указал рукой во двор:
— Вон там моя комната, в угловом корпусе. С самостоятельным проживанием, как вы понимаете. А днем мне выделяют уголок в гостиной.
Куин пододвинул Уне стул, и, к его облегчению, она села, но на самый краешек. Хочет, что ли, выглядеть моложе перед сыном? Каковы бы ни были ее намерения, Куин проникся к ней симпатией.
— Здоровому человеку тут не место, — сказала она. — Ты здесь работаешь доктором, лечишь больных?
Куин чувствовал присутствие Белль у себя за спиной, ее сосредоточенное внимание носило почти музыкальный характер, как пауза между тактами.
— У меня случился небольшой инсульт в прошлом году, — спокойно сказал Ларри. Он теребил свой стетоскоп. — Но я все равно делаю обходы, прямо на этом кресле. Говорят, я вселяю надежду.
Он улыбнулся своим потенциальным пациентам, которые демонстрировали разную степень интереса к гостям.
— Я думала, ты переехал в квартиру, Лаурентас. Лично у меня собственный дом.
— Это и есть квартира, — смущенно сказал Ларри и снова указал во двор. — Я наблюдаю за желтогрудой иктерией
[11]. Вчера тоже видел одну. Большая редкость для этих мест.
Во дворе виднелись тропинки, кормушки для птиц, лабиринты из цветущих кустарников. Куин вытянул шею, чтобы лучше видеть, хотя понятия не имел, как должна выглядеть иктерия. Вот мальчик, наверное, знал. Он составлял списки птиц, как и всего на свете.
— Отсюда лучше видно, — сказал Ларри.
Уна, моргая, смотрела на сына, вид у нее был жалкий. Вошла санитарка с целой горой простыней и скрылась за следующей дверью.
