— Жрец же трет какой-то порошок. Внимательно так толчет его, не отвлекаясь, ну и отвечает между делом — ну, это ничего. Перенервничали вы, ярл. Распереживались. Прикажите сделать вам отвар из ромашки, попейте и полегчает.
Прыжок. Плечи расправить, голос изменить, показать себя ярлом. Важным таким, но с придурью:
— Да, отвечает ему ярл, но есть и еще кое-что. В последнее время я стал замечать, что на моем драккаре завелись призраки. Они поют песни о любви и требуют ласки. Мой верный меч отказывается меня слушать, он отползает в дальний угол дома и смотрит на меня оттуда взглядом Фенрира на луну. Моя слюна капает изо рта с одинаковыми промежутками и всегда в одну точку! Во сне ко мне приходит Один верхом на Торе и говорит голосом Фреи о том, что не любит меня.
Площадь немного притихла. Очень много глаз смотрело в сторону чудака на крыше клети. Я заметил движение — кто-то подбирался ближе, послушать. Вновь сменил роль.
— Жрец отвечает ярлу, не отрываясь от порошка, ну, дело поправимое. Есть у меня одно зельице. По паре капель перед сном и как рукой снимет.
— О, я знаю, что вам нужно, — сказал снизу Стас.
Кульбит и я снова ярл:
— Но, жрец, говорит ярл, меня очень тревожит проблема размножения ежей в неволе. Я рассчитываю все варианты для увеличения их поголовья и никак не могу выбрать чье учение мне принять. Колдуны Тосканы уверяют, что для этого необходимо определенное положение звезд, но древние книги мертвых мастеров Подземениума утверждают важность семантического анализа самой трактовки.
Все стихло. Я ковырялся в памяти, вспоминая этот анекдот, и перекладывая его на местный манер (втайне молясь, чтобы они понимали, что такое драккар, Один и Фенрир — вдруг это неправильные северяне. Про семантику я не волновался — тут соль, чтобы все звучало поумнее).
— Попробуйте их побрить и все наладится, отвечает ему жрец, по-прежнему растирая порошок.
Я вновь расправил плечи, вошел в роль властителя, но добавил в позу сомнения.
— Ярл помолчал немного, и вдруг тихо-тихо говорит — жрец. Я чувствую и понимаю женщин.
Я растеряно посмотрел в толпу, изображая жреца:
— Тот такой вздрагивает, роняет ступку с порошком, поднимает испуганный взгляд на ярла и протяжно отвечает: — Ой-ой.
— О, я знаю, что вам нужно, — послышался голос Стаса. Со всех сторон раздался смех. Он не громыхнул, как в мечтах, но шутку поняли.
Прогресс текущего уровня репутации с кланом Бергхейм — 0,03%
Прогресс текущего уровня репутации с кланом Бергхейм — 0,04%
Системные сообщения посыпались одно за другим, последнее было
Прогресс текущего уровня репутации с кланом Бергхейм — 0,59%
Я подпрыгнул, бешено размахивая руками. Эй, сейчас б шапку с бубенцами. С высоты крыши было видно, что народ показывает в мою сторону и ищет, как подойти поближе. Как пробраться к месту, где их поджидает коварный бард.
— Другая история! Ночью в дверь бонда вдруг постучали. Он встал, злой как пес, дошел до двери, открывает ее — а там смерть. Он ей — ты кто? А она говорит — я — смерть. Ну и что, спрашивает бонд. Ну и все, отвечает та.
Стас внизу снова поймал покупателя.
Солнце пекло нещадно и от этого чудесный грим плыл, обезображивая физиономию. Однако люди все равно тянулись. На улице, неподалеку от терема, остановилось трое воинов. Один из них громогласно ржал шутке, толкал товарищей, но те глядели хмуро. Особенно мрачным смотрелся коротышка с длинной косой на бритом черепе. Все лицо северянина покрывали синие татуировки. За спиной виднелась ручка топора.
Я выдал еще один переиначенный анекдот. Отчего смешливый товарищ зашелся в хохоте, а вот его товарищи помрачнели еще больше. По-моему, что-то шло не так.
Снизу то и слышался голос Стаса, оболванивающего покупателей. В пору радоваться успеху, но эти двое карлов, волками наблюдающих за мною, тревожили. Хотя я старательно их игнорировал, развлекая толпу, отвечая остротами на выкрики.
Пока, наконец, снизу не раздалось:
— Слезай, задохлик.
Коротышка пробрался в наш ряд и теперь стоял напротив Стаса.
— О, я знаю, что вам нужно! — воскликнул бард.
Воин резанул его взглядом, затыкая. Видимо, карла способность Стаса не пробила.
— Слезай!
— Вот еще, — ответил я с безопасного расстояния. — Мне внизу страшно. Там злые люди и могут меня побить.
Еще скачок репутации.
— Если я залезу наверх, то бить точно буду, — сказал карл Бьорн Убесон. Уровень — вопросительный. Смешливый товарищ торчал рядом с ним и широко улыбался.
— Я не очень мотивирован, если честно. Мне кажется, вам нужно поработать с даром убеждения. Может быть, у вас есть конфетка? Конфетка, знаете ли, очень помогла бы. Сойдет даже барбариска.
Смех вокруг расстроил коротышку еще больше. Его друг хохотал громче всех, и колотил приятеля по плечу. Тот же побелел от негодования. Оттолкнул приятеля, сорвал с пояса что-то, и быстрым движением кинул в меня.
Солнце блеснуло от стали, это я успел заметить. А затем холодная боль вонзилась в глаз, сознание померкло почти сразу, и тело где-то за пределами игры выгнулось в дугу, переживая очередную смерть.
Я очнулся посреди знакомого поля. В рванине и с ржавым мечом за поясом. С теснотой в груди, будто не в силах вдохнуть. В горле билось сердце, голова кружилась. Черт. Похоже нервная система не справляется.
Я присел, приходя в себя. Ноги дрожали, горло пересохло, сознание плавало у воронки, ведущей к безумию, и грозило вот-вот скользнуть внутрь. Черт-черт-черт. Так, три раза по пять, как учил врач. Вижу стебель травы, он зеленый. По земле ползет муравей. Синее небо над головой. Грязные руки. Землю, она теплая. Что я слышу?
Самое сложное отыскать пять звуков вокруг себя, чтобы отвлечь мозг, переключить внимание с трясущегося тела. Когда-то меня рвануло. Еще до того, как я перешел на удобный фриланс в загородном доме. Кукушка вылезла из ящика и сказала мне привет.
Так что изнутри знаю, что такое психотерапия. И три раза по пять.
Шум ветра, стук сердца. Я провел рукой по траве, слушая шелест. Крик птицы.
Пятый звук не давался. Но в конце концов в поле что-то хрустнуло. Под чьим-то весом сломалась веточка. Успокоившийся было организм выбросил страдания из головы и вкинул мне адреналину.
— Твою мать… — весь шмот остался там, на месте смерти. Все то, что досталось от Ловеласа. И что же хрустит в поле, интересно? Я бросил счет, сориентировался по солнцу и, пригибаясь, поспешил с поля прочь. Трава хлестала по рукам, цеплялась за одежду. Ноги сразу вспомнили все «удобство» поношенных сапог.
Итак, меня убили посреди города. Во время ярмарки. За шутки. Не игровой персонаж! Черт! Показали бы мне окошко со временем, мол, на принятие решение у вас тридцать секунд и выберите — послать его по бабушке или подарить леденец — я бы понял. Но вот так вот…
