– Ну так реальность же по швам начала расползаться, – наконец сказала Ханна-Лора. – Никто ничего еще не заметил, но я-то этого горюшка навидалась, почти при всех Исчезающих Империях пожила. И была уверена, что больше у нас ничего подобного не случится… ну как «уверена», скорее, очень на это надеялась. Мы много сделали, чтобы больше никогда не было так. У нас сейчас многие романтизируют старые времена, когда на Этой Стороне царил такой хаос, что мало кто просыпался в том же доме, в котором уснул, тем же человеком, которым был вчера. Звучит красиво, но на практике, знаешь, не очень. Веселья много, а смысла мало. По крайней мере, в долгосрочных усилиях его вовсе не было. Что ни сделай, завтра исчезнет, в лучшем случае, останется записью в старой тетради, тексты почему-то в меньшей степени подвержены переменам. А все остальное – тщета. Но людям, даже когда они сами об этом не знают, очень нужен смысл.
– Не могу сказать, что целиком с тобой согласна, но доля правды в твоих словах все-таки есть, – вздохнула рыжая тетка. – Вы в недостаточной степени люди, чтобы избежать хаоса, но и не настолько бесплотные духи, чтобы им наслаждаться. Смысл вам нужен не меньше, чем здешним. Нормальный человеческий высший смысл. Поэтому и правда, пусть лучше все остается, как есть. Тем более, что между двумя сторонами всякой реальности всегда устанавливается особого рода баланс. Чем больше в вашей жизни стабильности, тем больше здесь, – она выразительно похлопала ладонью по деревянной лавке, – животворящего хаоса. А здесь, сама знаешь, хаос нужен как воздух. Без него тут всему хана.
– Да, – кивнула Ханна-Лора, – и это тоже. Я давно поняла, почему Стефан так печется о наших делах и помогает поддерживать их в порядке, хотя не обязан. Это он так выравнивает баланс.
– И у него получается, – заметила рыжая женщина. – И у тебя получается. У обоих вас. Только очень тебя прошу, закопай свой жертвенный нож в огороде. Большая уже девочка, хватит в игрушки играть. Когда-то ритуальное самоубийство Верховной Жрицы и правда было жестом такой силы, что шокированная им реальность замирала и получала временную передышку. Но те времена давным-давно ушли. Многое изменилось – и ты сама, и ваши порядки, и весь остальной мир. Гибель начальницы Граничной полиции – трагическое событие, но реальность таким происшествием уже не шокируешь. Разве только меня насмешишь.
– В любой ситуации делай что можешь, и будь что будет, – пожала плечами Ханна-Лора. – Уж всяко лучше, чем не делать вообще ничего. Ты прими во внимание: у меня же просто времени не было сесть и подумать. Тем более, посоветоваться или помощи попросить. Слишком внезапно это случилось: только что отлично все было, и вдруг я собственными ушами слышу звон рвущихся линий мира, вижу, как реальность начинает расползаться по швам, и точно знаю, что это означает, и чем может для нас закончиться, слышала, видела уже много раз. Поэтому я взяла нож и пошла тебе навстречу – как дура, ты совершенно права… Но, между прочим, все равно же сработало! – торжествующе добавила она. – Ты сразу ушла целиком на Другую Сторону. И меня с собой прихватила – за это, кстати, отдельное спасибо, я с самой весны здесь не была… Так что, может, и хорошо, что я такая старомодная дура? Не была бы дурой, сидела бы без твоего компота до конца времен.
– И ведь не возразишь! – одобрительно воскликнула рыжая тетка, она же немыслимое явление, и от избытка чувств хлопнула себя по колену. С явным удовольствием повторила: – И ведь не возразишь!
Ханна-Лора решила ковать железо, пока оно горячо. В смысле, пока немыслимое явление довольно происходящим в целом и лично ею. Потому что настроение у немыслимых явлений обычно меняется даже быстрей, чем погода в сентябре.
– А что вместо ножа? – спросила она. – Если старый защитный жест больше не работает, как мне теперь останавливать то, что надо остановить?
Рыжая тетка долго не отвечала, Ханна-Лора даже начала опасаться, что настроение у нее все-таки испортилось, не успела, эх! Но та наконец улыбнулась и ответила:
– Как и раньше, волей. Крови больше не надо, воли хватит. Но на всякий случай можно добавить еще.
И сняла очки. Понятно, почему она до сих пор в них ходила, – но об этом Ханна-Лора будет думать потом. А вот прямо сейчас нет никакой Ханны-Лоры. И тетки очкастой, и лавки, и пруда с лысухами, и дерева, и зеленого попугая, вообще ничего. Только тьма и свет в этой тьме. Этот свет и есть настоящая Ханна-Лора, но об этом она тоже подумает позже, а сейчас надо просто сделать вздох. Первый вздох. Ханна-Лора всегда любила рождаться, много раз это делала, но ей кажется, только теперь по-настоящему родилась.
– Ну и хватит пока, пожалуй, – будничным тоном сказала рыжая тетка и надела очки. – Я имею в виду, теперь твоей воли хватит, чтобы любое несчастье одним яростным взглядом остановить. Кроме меня, конечно. Но со мной еще проще: меня достаточно попросить. Сказать таким, знаешь, противным голосом, как вконец избалованное дите: «Ну ты же обещааааала!» – давай, попробуй! Репетиция не повредит.
Ханна-Лора еще даже не начала понимать, кто она такая, где находится, и что происходит, но послушно повторила: «Ты обещааааала!»
– Никуда не годится, – вздохнула только что поглотившая ее бездна. – Вот у Стефана очень хорошо получается. Попроси, чтобы тебя научил.
10. Зеленый Дьявол
Состав и пропорции:
джин 30 мл;
ликер мятный зеленый 30 мл;
сок лайма 10 мл;
мята, лайм.
Влить в шейкер джин, ликер и сок лайма, хорошо смешать. Вылить в бокал поверх дробленого льда и украсить веточкой мяты. К мяте можно добавить кусочек лайма.
Коктейль можно подавать как в олд-фэшн бокалах, так и в тумблере, и в стакане для виски.
Эдо
Синий свет Маяка не видел с конца июля. Хотя знал, в какой стороне его надо высматривать. И что лучше не пристально таращиться, а следить боковым зрением – так человеческому уму проще согласиться воспринимать и обрабатывать разную спорную информацию, в том числе свет, источника которого в этой реальности не существует. Но не то чтобы эти знания помогали ему на практике. Изредка, в исключительных случаях – да, но обычно все-таки нет.
«Это не катастрофа, конечно, а просто нормально, большинство населения Другой Стороны свет Маяка вообще никогда не видит. А я теперь и есть это самое население, – напоминал себе он. – Но все-таки хотя бы иногда вижу Маяк. А что не вижу прямо сейчас – ну, дело житейское. На самом деле, скажи спасибо: ты настолько счастливчик, что для тебя существуют и другие пути».
«Ты счастливчик» Эдо говорил себе постоянно. Потому что и правда же счастливчик, особенно если смотреть на себя беспристрастно, со стороны. А что счастье досталось, скажем так, не совсем user-friendly
[9] – ну так сам же никогда не искал легких путей. Зато жить интересно. «Зато интересно», – это он еще чаще себе говорил. Особенно по утрам, когда, проснувшись, лежал в постели, вытаращив глаза, и не мог вспомнить не только, что ему снилось, но и что перед этим произошло наяву. И с кем, собственно, оно было? Две судьбы, две жизни, две памяти иногда слишком много для человека, а иногда – гораздо меньше, чем ни одной. Вот в такие моменты «счастливчик» звучал совершенно неубедительно. А «интересно» – вполне себе аргумент.
