– Ну ладно, все, – сказала она.
– Я еще не накружился! Нет! Еще! Посильнее!
Люк хохотал и подпрыгивал, как мячик. Кэт рассмеялась в ответ, радуясь тому, что она наедине с сыном на этой просторной лужайке, вдалеке от темного пыльного дома. Ее легкие наполнялись свежим пьянящим воздухом.
– Ладно. Только один разочек.
– Ладно! Ладно! Ладноладноладно! – прокричал Люк, снова принявшись скакать на месте.
– Закружу! – прокричала Кэт и, неловко переступая с ноги на ноги по неровному кругу, завертела сына, держа его за подмышки.
Радостный визг Люка звучал все громче и громче, а Кэт кружила Люка все быстрее и быстрее. Она была в резиновых сапогах и вдруг оступилась, потому что один сапог увяз в грязи и воде. Кэт упала, Люк повалился на нее.
– О нет! Теперь я вся в грязи!
– Джо Торн! – воскликнул Люк. – Мамочка, там Джо! Он на меня наехал на своей машине! – Люк проворно встал на ноги и показал в сторону площадки для крикета – с таким видом, будто увидел чудо. – Мамочка! А с ним мальчик! Мальчик!
Люк вырвался из рук Кэт и помчался к двум фигурам на другой стороне площадки. Его маленькие ножки быстро топали по земле.
– Люк! – прокричала Кэт. – Вернись!
И наконец нагнала сына, тяжело дыша.
– Привет, – пробормотала она, не глядя на Джо. – Люк, больше так не убегай, ты меня слышишь?
– Я хотел увидеть Джо, мамочка, не ругайся.
Люк снова запрыгал на месте. Он был просто вне себя от радости, видя Джо, а с ним – большого мальчика.
– Ты разве не хочешь его увидеть? А ты кто? Кто это? А куртка у него синяя или зеленая? Не могу понять.
Джо подтолкнул мальчика вперед.
– Это Джейми. Ему пять лет. А Люку три года, Джейми. И он тоже любит «Груффало».
Джейми стеснительно кивнул. Густые курчавые светлые волосы обрамляли голову пушистым нимбом. Кожа у него была цвета темной карамели, а глаза теплого серого цвета.
– Привет, Джейми. Меня зовут Кэт.
– Привет, – ответил Джейми баском. – А «Монстров Моши»
[99] он любит?
– Люблю их! Еще как люблю!
Люк продолжал подпрыгивать – так, словно стоял на невидимом тренажере-кузнечике. Джо положил руку ему на плечо и рассмеялся.
– Ну вот, рад тебя видеть, Люк.
Джо выглядел в точности таким, каким его запомнила Кэт. Ну разве что немного похудел. Щетина на мужественном подбородке, короткие курчавые волосы. Кэт ощутила разочарование, и это ее удивило.
Джо пристально смотрел на нее.
– Я не знал, что ты приехала.
– Только на выходные, – ответила Кэт.
– А я думал… – Джо кашлянул. – Думал, как ты поживаешь.
– Ненавижу мадам Пулен, – продолжал тараторить Люк. – А раньше мне она нравилась. Джо, а мы посмотрим «Рататуй» еще раз?
– Люк, Джо разговаривает со мной.
– Я во Франции живу. Джейми, а ты? Ты по-французски говоришь?
Джейми молча стоял рядом с отцом. Было видно, что он слегка встревожился.
– Что это с ним, папа? – спросил он тихонько.
Кэт прикрыла рот ладонью, с трудом удерживаясь от смеха.
Джо наклонился и прижал руку к затылку Джейми.
– Послушай, Джейми, покажешь Люку качели? Он их еще не видел. Они новые. Покажешь?
– Да, – сказал Джейми и серьезно посмотрел на отца. – Но мы же скоро обедать пойдем, пап?
– Конечно, – кивнул Джо. – А сможешь нарвать немного лавровых листьев? Было бы просто отлично. Ты знаешь, как они выглядят, да?
Он приподнял Джейми и сделал вид, будто готов опустить руки. Джейми расхохотался и побежал в сторону детской площадки. Люк помчался за ним. Красная куртка и синяя. Или зеленая.
Кэт и Джо стояли рядом и провожали детей глазами. Джо кашлянул.
– Не стану спрашивать, как там у вас дела. Наверняка еще тяжело.
Кэт сунула руки в карманы.
– У нас все хорошо.
Да уж, лучше некуда. Волны тоски, накатывавшие на нее днем, когда она стояла за прилавком на цветочном рынке, и вечером, когда она смотрела в окно из гостиной мадам Пулен и по ее щекам текли слезы, а Люк говорил: «Мамочка, иди ко мне! Маман! Почему ты плачешь?» Вспышки воспоминаний: дед в старом темно-синем шерстяном свитере, который он надевал, чтобы не мерзнуть в кабинете, а свитер был поеден молью и стал тоненьким, как паутина. Его улыбчивые, сияющие глаза, его родные руки, распухшие, больные. И мать – о матери Кэт пока не могла толком думать. Что же касается бабушки и всей прочей родни – вообще было непонятно, с чего начинать и откуда, как найти ниточку, которая помогла бы выбраться из лабиринта.
Кэт повернула голову, чтобы Джо не заметил слез в ее глазах.
– Это неправда. На самом деле совсем у нас нехорошо.
Джо понимающе кивнул, но не стал пытаться обнять Кэт, в отличие от Сьюзен Тэлбот, и не взял ее за руки со слезами в глазах, как Клавер, не покачал головой сокрушенно и сочувственно. Он просто сказал:
– Мне очень жаль, Кэт.
– Мне тоже.
– Как миссис Винтер?
– Даже не знаю. Порой я не уверена, что она до конца понимает, что случилось.
– То есть?
Кэт поймала себя на том, что не может объяснить.
– Она… Похоже, она думает, что он вернется. Бабушка… она же всегда права. И у нее всегда есть план. Я понятия не имею, что делать.
– Вряд ли тут можно что-то сделать, – пожал плечами Джо. – Просто будь с ней рядом.
– Но я ведь не рядом, верно? Я в Париже.
– Прости. Это… это не мое дело.
– Точно, – сказала Кэт.
Джо явно напрягся, и Кэт пожалела о своих словах. Она вовсе не хотела его обидеть, а ответила как ребенок. После смерти Левши, после того как было найдено тело Дейзи, Кэт постоянно подводили попытки думать о чем-то другом, о чем-то обычном, нормальном. У нее даже была такая идея, что теперь она должна сосредоточиться исключительно на мыслях о них, горевать о них и совсем не думать о таких маленьких глупостях, вроде того, что мадам Пулен неаккуратно красит губы помадой и что у нее на лице полным-полно мелких вен, сбегающихся к вечно мокрому носу. И о том, какая бесконечная выдалась в этом году зима и что от термоносков никакого толка. И о том, что ее ненависть к Оливье с каждым днем только сильнее – до такой степени, что порой тянет разыскать его и схватить за шею, как он порой хватал ее, и сжимать так, чтобы у него на лице надулись вены, а в глазах вспыхнул страх. «Ты чуть не прикончил меня, – думала она в такие моменты. – Но у меня наш сын, и я выживу, а ты больше никогда со мной такого не сделаешь». И как же она злилась на Джо и даже на воспоминания о том вечере, когда они разговаривали на заднем крыльце, отгороженные от мира занавесом моросящего дождя.
