Куда бы она ни посмотрела – дом был словно покрыт пеленой, как покойник саваном. Шторы задернуты, повсюду пыль. Двери где закрыты, а где и заперты. На диванах и креслах – шали и одеяла, которых она раньше никогда не видела. Когда Кэт спросила, зачем это, Марта ответила коротко: «Они опасны. К ним нельзя прикасаться».
– Конечно, – осторожно ответила Кэт, стараясь не показать Люку, как сильно ее это испугало. На самом деле все это было сделано потому, что на этих диванах и креслах сидел Левша, именно этой мебелью он пользовался чаще всего. Его кресло в кухне – тяжелое, дубовое, с резными подлокотниками и ножками; Марта говорила, что его поели жутки-древоточцы и что его, пожалуй, придется выбросить.
Утром в субботу они сидели в тишине. Люк гонял ложкой кашу в миске, Кэт жевала тост. Марта сидела почти неподвижно, смотрела в одну точку и что-то еле слышно напевала себе под нос.
День был до жестокости холодный. Серое небо – и никаких признаков весны.
– Я через минуту выезжаю. Дорога до Бристоля будет посвободнее.
Марта встала из-за стола.
– Бристоль? – Кэт успела об этом забыть. Она потерла заспанные глаза. – Ну нет, бабуля. Не говори…
Она не произнесла начатую фразу до конца.
Бабушка ответила ей подчеркнуто спокойно – так, словно Кэт закатила истерику:
– Мне нужно молоко, а в местном магазине я его теперь не покупаю. Проблемы со снабжением.
– Бабуля, ну правда же, не стоит тебе ехать в Бристоль. Я чуть погодя схожу в деревню и куплю молока и все остальное, что тебе нужно.
– Нет, спасибо. – Марта собрала со стола тарелки, хотя Кэт и Люк свою еду не доели.
Люк забрался на кресло Дэвида, сбросил на пол шаль и стал раскачиваться вперед и назад возле стола.
– Люк, перестань, – сказала Кэт.
Марта, стоявшая около раковины, обернулась.
– Не делай этого, – сказала она.
Люк и не подумал ее послушаться. Он качнулся всем весом назад, и старое кресло заскрипело.
Кэт сказала:
– Люк, прекрати сейчас же.
– Я хочу в нем посидеть, – заявил Люк. – Я по нему скучаю. Скучаю по Левше.
С безучастным лицом Марта прошагала через кухню, решительным движением сжала пухленькую руку Люка и выдернула его из кресла, как тряпичную куклу. Едва заметно покачнулась, держа внука на весу. Люк отчаянно болтал ногами. Марта отпустила руку, и Люк упал на пол.
– Я же сказала: не делай этого.
Люк лежал на полу и плакал, изумленно глядя на прабабушку. Кэт наклонилась к нему и помогла подняться.
– Детка, тебя ведь просили не качаться. – Она обняла сына и прижала к себе. – Прости, бабуля. Он вчера намучился в поезде – все-таки весь день ехали…
– Мне все равно. – Марта отвернулась от них, подняла шаль и снова набросила ее на кресло. – Пожалуй, вам лучше пойти прогуляться. И действительно, сходи в магазин.
Кэт, привыкшая сама всем управлять, чувствовала себя беспомощной. Она не могла припомнить, чтобы, находясь в Винтерфолде, она так хотела уехать отсюда. Она не знала, как разговаривать с бабушкой. Люси, с которой они теперь регулярно говорили по телефону, предупреждала ее, но только теперь Кэт осознала, что недооценила ситуацию.
Они шагали по аллее. Люк радостно бегал зигзагами. Кэт держала в руке список покупок, который ей дала Марта. Она была просто шокирована, снова увидев на листке слова, написанные твердым, изящным, с мягким наклоном, почерком бабушки:
Молоко
3 лайма
3 картофелины
Джин «Бомбей сапфир». Купить в пабе. Не на почте. Там продают только «Gordon».
Сунув клочок бумаги в карман, Кэт побежала вперед, чтобы догнать Люка. В паб ей идти вовсе не хотелось. Она не желала видеть Джо. Порой долгими зимними ночами в Париже, лежа в холодной, крошечной комнатушке горничной в доме на набережной Бетюн, она думала: «Положение почти комичное: первый мужчина, к которому я позволила себе ощутить что-то похожее на любовь, первый, с кем я поцеловалась за несколько лет, о ком я подумала: «Вот наконец ты, хороший надежный парень…» Ха-ха!»
В мужчинах она не разбиралась – это было ясно; наверное, еще легко отделалась. Оливье, Джо… сердце черное у обоих. Но когда Кэт думала о том, как его губы прикасались к ее губам, как прижимались друг к другу их тела в тот холодный дождливый вечер, и как он притворялся таким добрым и понимающим и хитро искал путь к ее сердцу, а в это время Карен, его беременная подружка, ее тетя, лежала в постели у себя дома меньше чем в миле от Винтерфолда… Поравнявшись с деревенским магазином, Кэт покачала головой, поразившись тому, какими яркими остались воспоминания о Джо пять месяцев спустя – такими яркими, что она жутко разозлилась. Придется ей солгать бабушке. Сказать, что в пабе джин «Бомбей сапфир» закончился.
После того как Кэт сделала все покупки в магазине и купила джин в отделе продуктов при почтовом отделении, она попрощалась с Сьюзен и повела Люка по главной улице к детской площадке. Насколько она знала, «Дуб» стал настолько знаменит, что очередь туда начиналась с улицы – посетители, ресторанные блогеры, местные завсегдатаи, критики и зеваки, поджидающие, когда из паба выйдет кто-нибудь вроде Лили Аллен
[98], которой тут очень понравилось. И Кэт стало любопытно увидеть, как там теперь все. Притворившись, будто ее интересуют новые уродливые здания в тупике главной улицы, выстроенные прямо в поле, Кэт на ходу заглянула в окна «Дуба». Было еще утро, свет не горел, и табуреты и стулья стояли на столах. Никаких признаков жизни. Кэт запрокинула голову и посмотрела на окна над пабом. Она знала, что Карен живет там с Джо.
Когда они повернули обратно и по дороге к детской площадке пересекли залитую талой водой деревенскую лужайку, у Кэт полегчало на сердце. Она словно изгнала из себя глупую подростковую влюбленность и теперь, когда все было кончено, могла признаться себе в том, что Джо ей нравится. И целоваться с ним было очень приятно. Красивый, смешной, стеснительный, Джо Торн любил «Игру престолов» и рассказал ей про «Груффало». Ну да, потом выяснилось, что не все так хорошо. И что? Обычный мужчина, с кем она целовалась после долгого трудного дня и слишком большого количества выпитого вина. Теперь с этим покончено. Последние несколько лет она вела жизнь монахини, а ей нужно было побольше таких экспериментов вроде Джо.
– Мамочка, покачай меня, – попросил Люк, прыгая возле Кэт.
Его лицо раскраснелось от холода, большие глаза глядели умоляюще.
– Сейчас.
Непросто быть матерью-одиночкой. Например, с тобой рядом нет человека, который взял бы ребенка за другую руку. И Кэт сделала так, как делала обычно, когда сын просил его покачать. Она взяла Люка под мышки и закружила его, переступая с ноги на ногу на мокрой траве. В итоге у обоих закружилась голова. Кэт повертела сына раза четыре и сделала вид, что больше не может.
