Как-то раз они рано поужинали; она в кухне мыла посуду, Дэвид работал в кабинете. Наверху спала двенадцатилетняя Кэт.
Выдался один из светлых весенних вечеров, когда негромко поют птицы, черная земля пропитана обещаниями, а прохладный воздух сладок. По радио звучала «Рапсодия в блюзовых тонах». Марта любила Гершвина. В какой-то момент она перестала мыть посуду и начала постукивать деревянной ложкой по краю раковины в такт с роялем, рассеянно глядя на мыльную воду. И вдруг перед ее глазами предстала ясная картина.
Она и Дэвид. Они вместе идут по тропинке, как в день их первой встречи. Дэвид в шляпе, подаренной ему Вайолет много лет назад. Сквозь листву деревьев на землю струится свет – вроде бы радостный, солнечный. Внезапно этот свет становится плотнее и будто окутывает ее. Марта поднимает голову к небу и видит только серое и тяжелое ничто; не понимая, что происходит, она начинает кричать, звать на помощь. Тропинка, деревья, живая изгородь, Дэвид – все исчезло, осталась лишь окружающая серость. Марта кажется себе самолетом, летящим сквозь тучи. Она слышит, как ее зовет Дэвид, слышит собственные крики, чувствует, что в отчаянии куда-то бежит, но почему-то ничего не получается, не меняется, и она мчится в туман, в ничто…
Марта побежала в кабинет, распахнула дверь и только тут поняла, что вся мокрая. Волосы, щеки – все было в мыльной воде. Она плакала и дрожала с головы до ног.
– Любовь моя, что случилось? – спросил Дэвид, встав из-за письменного стола.
– Я… – пробормотала Марта, почувствовав себя очень глупо. «Я только что видела, как умру. Я покину тебя». Как такое сказать?.. Дрожь не прекращалась, во рту возник острый металлический привкус. – Я мыла посуду и увидела нечто ужасное. Просто безумие. Как… ты и я…
Тишину в доме нарушала только доносившаяся из кухни музыка. Дэвид обошел письменный стол и обнял жену.
– Милая. Мыть посуду опасно, да? Страшно до дрожи?
Дэвид крепко прижал к себе Марту, а она положила голову ему на плечо, как всегда. В тот миг она любила его сильнее, чем когда-либо в жизни – если такое вообще возможно. И она догадалась, что он все понял.
– Не могу объяснить. Но я очень испугалась.
Дэвид стал нежно гладить ее спину.
– Понимаю.
– Я не хочу покидать тебя. Не хочу без тебя жить. Никогда.
– Этого не случится, – проговорил Дэвид веселым голосом. – Глупышка. Я сижу в кабинете и рисую, и через двадцать лет я буду сидеть в кабинете и рисовать.
Однако Марта смеяться не могла.
– Честное слово?
– Честное слово. Ты и я, помнишь? Только мы.
Из радиоприемника в кухне донеслись последние бравурные аккорды «Рапсодии», барабанная дробь и аплодисменты. Это сняло напряжение, и Дэвид с Мартой дружно рассмеялись.
– Я так глупо себя чувствую, – пробормотала Марта, но сила мертвящего страха не покинула ее.
Дэвид снял с крючка на двери свою старую потрепанную шляпу.
– Так или иначе, я на сегодня работу закончил. Давай-ка прогуляемся и выпьем, – предложил он. – Первый, можно сказать, пикник в этом году.
Позже, вечером, когда они сидели на ступенях веранды, Дэвид неожиданно сказал Марте:
– Если бы ты ушла от меня, я бы умер, ты ведь знаешь, правда?
– Дэвид, не драматизируй.
Марта полностью пришла в себя, вновь стала спокойной и здравомыслящей. Как не похожа на нее была сцена в кабинете! В их семье романтиком был Дэвид. Это он плакал, смотря кино. Это он прослезился, когда у Кэт выпал последний молочный зуб, и они в последний раз сыграли с ней в зубную фею, и Дэвид нарисовал мелом цветы и звездочки на полу у кровати внучки. Это он привез их всех сюда, это он взял в семью Флоренс, это он зубами и когтями сражался за собственную жизнь. А Марта была прагматиком, принимавшим решение усыпить собаку и способным починить электропроводку.
В молодости они побеждали все, а потому о будущем не думали. Оно их не пугало. Марта на много лет выкинула видение из головы. Ни ей, ни Дэвиду никогда не приходила мысль о том, что их жизни друг с другом может прийти конец.
Дэвид
Июнь 1968
Встревоженно поджав губы, Марта стояла в прихожей. Дэвид надел шляпу и взял свой старый портфель, в котором лежала, как надеялся, его лучшая работа.
– Если он скажет «нет», – проговорила Марта, – тогда ты… ну, тогда тебе придется спросить, что еще ты мог бы для него сделать. Комиксы или еще какую-то работу. Ты должен вернуться с чем-нибудь, Дэвид. Он тебя столько лет знает, не выбросит же просто.
– Ради бога, Марта, люди вроде Хораса Сейерса услуг не оказывают. И я тоже. Это встреча… она очень важна. И позволь мне самому решать.
– Это ты захотел нас сюда перевезти! – Когда Марта сердилась, в ее речь возвращался выговор кокни, от которого она вроде бы давно избавилась. Дэвид был крепче. Он никогда не позволял своему прошлому поднимать голову.
– Мы оба хотели сюда вернуться.
– Господи, Дэвид! – Эта ссора то и дело вспыхивала в последние несколько месяцев. – Ты заверил, что тут будет прекрасно. А в столовой протекает потолок, и крысы повсюду. Цвет стен отвратительный, при такой жаре все портится, а холодильник мы себе позволить не можем. Дейзи нужны новые туфли, боже мой, у нее единственная пара, и она пальчики поджимает, чтобы в них втиснуться. Ходит как калека! А все из-за тебя и твоего дурацкого комплекса переписывания истории. – Марта шагнула ближе к мужу, ее зеленые глаза гневно сверкали. Она отбросила пряди волос с лица. – Ради этого я отказалась от любимой работы, Дэвид.
Дэвид понимал, что она говорит правду. Но почему-то только сильнее разозлился.
– Дейзи – треклятая врушка! Она что угодно скажет, лишь бы перетащить тебя на свою сторону.
– Отлично. Делай что хочешь.
Марта отвернулась, ушла в кухню и хлопнула обитой зеленым сукном дверью.
Лучше бы он промолчал – Марта и слова не желала слушать против Дейзи. Дэвид стоял в пустой прихожей, смотрел по сторонам и гадал, стоит ли все это проблем и ссор, но убеждал себя, что стоит и что он должен исправить положение, иначе верх возьмет что-то другое. Когда он решил в последний раз поправить галстук, ему под колено ткнулся мокрый нос. Дэвид присел на корточки.
– Тебе тут нравится, старина? – спросил он у Уилбура, который смотрел на него темными серьезными глазами.
Розовый язык свисал из пасти набок.
Уилбур негромко, но звонко гавкнул, словно желая сказать: «Нравится». Дэвид погладил теплые мягкие уши и прижался щекой к его морде.
Из-за спины донесся тихий голосок:
– Пап?
Дэвид вздрогнул. Рядом с ним стояла Дейзи. Он никогда не мог заметить ее приближения.
– Пап, ты посмотрел рисунки? Как я Уилбура нарисовала?
