«В тот вечер, когда я сказала, что иду отнести Сьюзен поздравительную открытку, если точнее, – подумала Карен. – Твоя дочь в Винтерфолде случайно обмолвилась при нем, что у нее есть мачеха по имени Карен Бромидж. Прежде он ни о чем не догадывался. Так что можешь сказать «спасибо» Люси. Спасибо тебе, Люси, большое!»
– Он порвал. Не ты. – Билл опустил глаза. – Он… О боже, Карен.
– Я вовсе не собиралась… Я не искала… – Как жалко звучат слова! – Мы с ним похожи. Он хороший человек.
– Хороший человек! Карен, твое понимание того, что хорошо, а что плохо, весьма сомнительно, позволю себе заметить.
– Он… – Глаза Карен были полны слез. – Он такой же хороший, как ты. Он понимает… многое. Понимает, каково здесь жить.
– Что? Какую такую ужасную жизнь вы ведете в нашей деревне? У тебя чудесный дом и прекрасная работа! – Глаза Билла потемнели от гнева. – Просто ты всегда считала, что слишком хороша для нас, Карен. Так, верно?
Рассмеявшись, она скрестила руки на груди.
– О чем ты? Боже мой, какая чепуха! Если уж и говорить об этом, то все совсем наоборот! Это я для вас недостаточно хороша, и вы обожаете мне на это указывать.
Билл покачал головой.
– Ты думаешь, что всегда права. Существует только твоя точка зрения и ничья другая. Я не раз видел, как ты снисходительно усмехаешься, глядя на мою родню, – если Люси слишком энергична, если мама говорит про сад, или еще что-то в этом роде.
– Вовсе нет!
– Да, Карен. Фло ты считаешь чудачкой. – Билл стал говорить тише. – А она самый чудесный человек, какого я знаю, только ты не желаешь это видеть. Ты считаешь всех нас снобами, однако заметь, моя сестра не пользуется кондиционером для волос и не делает маникюр. Так что сноб – ты, Карен. – У Билла порозовело лицо. – А если мы обсуждаем прочитанную книгу или просмотренный фильм, да что угодно, имеющее хоть отдаленное отношение к культуре… я видел, как ты к этому относишься, Карен. С глубоким вздохом, как будто считаешь всех нас компанией законченных идиотов. Всех, кто интересуется чем-то интеллектуальным, ты считаешь неудачниками.
– Нет, Билл, – возразила Карен, боясь, что в голосе сквозит презрение. – Просто было бы неплохо, если хотя бы раз кто-то из вас не пожелал разговаривать о книгах, картинах или четвертом канале радио. Хотя бы раз.
Билл гневно выпалил:
– Значит, в данном случае мужчина, который зарабатывает на жизнь, жаря курицу с картошкой, – человек твоего уровня, да?
– Он прекрасный шеф-повар, ты… дурак! Мы с ним, по крайней мере, разговариваем! И смеемся! Мы с ним не сидели молча, ничего не делая, вечер за вечером! Он был со мной рядом, в то время как тебя никогда нет! У тебя только мистер Дил с этим заболеванием, миссис Купер с тем заболеванием… С отцом ты видишься два раза в неделю – и как раз в те дни, когда я возвращаюсь с работы.
На лице Билла застыло обиженное выражение, так хорошо знакомое Карен.
– Папе хуже всего по вечерам. Особенно если мамы нет дома. Ты не понимаешь.
– Потому что ты мне никогда ничего не рассказываешь! – У Карен сорвался голос. – Ты любишь быть нужным, Билл. А я!.. Ты мне нужен, я твоя жена…
Она закрыла лицо руками, злясь на себя за слезы.
На третьем свидании они с Джо поехали на пляж в Кливдоне: сидели там на красивой старой пристани и ели сэндвичи, приготовленные Джо. У сэндвичей был довольно странный вкус. Джо взял из машины одеяло и укрыл им ноги Карен. Было прохладно. Они долго молчали и только улыбались друг другу.
Потом он сказал: «Я целую неделю практиковался – готовил сэндвичи с котлетой по-киевски. Ты… Когда мы на прошлой неделе с тобой говорили, ты сказала, что в детстве это у тебя было любимое блюдо. Не знаю, насколько хорошо у меня получилось».
Карен перевела взгляд с серого моря, бескрайнего белого неба и кружащих над морем чаек на тихого и аккуратного мужчину, сидевшего рядом с ней. Он взял ее за руку под одеялом.
«Чувствую себя пенсионеркой», – сказала Карен.
«А я впервые за долгое время – нет. – Джо наклонился и поцеловал ее очень нежно, и столь же нежно обнял. Потом погладил ее по щеке. – Ты – самое красивое, что я видел в жизни».
Карен, которая знала, что выглядит очень неплохо – платье от Карен Миллен, туфли на шпильках, сумочка в тон, – ему поверила. Она понимала его, понимала их совместный мир. А потом… потом начали закрадываться сомнения. Одиночество и нужда во внимании – ее всегдашний грех, но ведь она не ребенок, чтобы так сильно нуждаться во внимании, верно? Чтобы постоянно хотеть с кем-то разговаривать и смеяться?
Карен остервенело потерла руками щеки. Вот как все стало – и может быть, теперь уже навсегда.
После долгой паузы Билл проговорил:
– Поверить не могу, что так ошибался в тебе.
Карен с трудом сдержала рыдания.
– Дело не только во мне, Билл. Ты… ты такой далекий. В последнее время – все дальше и дальше. Ты отгораживаешься от меня.
Билл стал расхаживать из стороны в сторону. Два шага туда, два обратно.
– У меня сейчас слишком много на уме.
Карен пристально на него посмотрела.
– Это никак не связано с тобой. Это…
Билл устало потер глаза.
– Билл, неужели ты не можешь мне сказать? Дело в вашем завтрашнем обеде? В том, что собралась объявить твоя мать?
– Дело не в ней. Дело в папе… Как бы то ни было, сейчас речь не о том, Карен. И не пытайся перевести разговор на другую тему.
– Я не пытаюсь, Билл, – сказала Карен. – Не пытаюсь. Это ты пытаешься. Как только мы с тобой поженились, между нами словно пропасть образовалась. И с годами она все глубже. Я это вижу, ты – нет. Ты просто закрыл глаза. На меня закрыл глаза. На то, как мы стали далеки друг от друга. Я… я не знаю, как еще сказать об этом.
Билл моргнул и тихо произнес:
– Значит, все кончено? С ним? С нами?
– С ним кончено. – Карен с трудом сглотнула сдавивший горло ком, молясь о том, чтобы не начать задыхаться.
Как рассказать ему остальное?
– О, это он с тобой порвал! Бедняжка!
В голосе Билла прозвучало презрение. Билл никогда раньше не поддразнивал ее, не хотел причинить боль. Он всегда был мягок, бережен.
– Так… может, я и хотел бы задержаться, но уже некогда. Оставляю тебя наедине с твоим ущемленным эго. Пожалуй, стоит поесть шоколадных конфет и посмотреть сентиментальный фильм… – Билл сжал кулаки. – Будь ты проклята, Карен! Именно сейчас, выбрала же время! Почему тебе надо было…
– Я ничего не выбирала. Я ничего этого не выбирала.
Она вновь стала до боли тереть щеки.
– И не делай вид, что для тебя это большой сюрприз. Ты знала, что я знаю. Я за тобой наблюдал в последние дни. Ты похожа на крысу, загнанную в угол.
