Люси собралась было сварить кофе, когда вспомнила, что решила воздерживаться – прочла статью о том, что каждая чашка кофе сокращает человеку жизнь на три с половиной минуты. Поэтому она плеснула в чашку кипятка и положила дольку лимона – именно такой напиток употребляла в начале дня Лара, о чем оповещала весь офис трубным голосом: «Прекрасно очищает организм! И ко времени завтрака не чувствуешь голода».
Говорила она одно и то же каждое утро.
Квартира располагалась на нижнем этаже викторианского дома в самом центре района Хэкни. Комната Люси была намного просторнее комнаты Айрин; вскоре после переезда сюда Люси поняла, почему Айрин выбрала меньшую комнату. Люси у себя мерзла даже летом. Окно выходило на северо-восток, и свет солнца почти никогда не проникал в огромное, открытое для любого сквозняка эркерное окно. Здесь едва заметно пахло кошками и сыростью, а в комнате Айрин царили запахи чистящих средств и туалетной воды «Gucci Envy».
Забравшись под еще не успевшее остыть одеяло с чашкой лимонного напитка, Люси взяла с пола лэптоп, включила его и в ожидании уставилась на темный экран. Хотелось избавиться от чувства тревоги, овладевшего ею в последнее время. Оно, словно грозовая туча, нависло над головой. Но что вызывает это чувство, Люси понять не могла.
Дело было не только в испуге, который она ощущала, вспоминая о приглашении на бабушкин юбилей, и не только в том, какие стали у бабушки испуганные, жуткие глаза, когда Люси заговорила с ней о треклятой статье. Дело было и не в осунувшемся лице Левши, не в его распухших руках. Завтра в это время Люси будет в доме отца и Карен. Карен наверняка купит круассаны от «Marks & Spencer». Отец, как обычно, что-нибудь ей покажет, какую-нибудь смешную книжку или вырезку из газеты. А Карен… Карен будет пить кофе и молча на них смотреть.
Когда Люси в последний раз побывала там, две недели назад, она почувствовала, что между отцом и мачехой что-то происходит. Карен была на нервах, ничего не ела. Отец тоже вел себя странно. Его привычная дружелюбная живость стала деланой, утрированной. Так отец себя вел только тогда, когда был чем-то обеспокоен: чем сильнее он тревожился, тем веселее становился. Люси это видела на протяжении многих лет. В детстве, если ее мать вставала в дурном настроении, отец обязательно готовил в кухне французские тосты и напевал из Гилберта и Салливана: «Тут все прекрасно! Не на что смотреть!»
– В общем, в Винтерфолде порядок, – сказала в тот день Люси. – Бабушка говорит, что подготовка идет полным ходом. Она отполировала все столовое серебро.
– О, вот как? – воскликнул ее отец. – Еще кофе, Карен? Праздник, ура. Будет здорово!
Карен оторвала взгляд от журнала.
– Нет, спасибо. – Она отодвинула от себя тарелку с круассаном, к которому почти не притронулась. – На самом деле мне нездоровится.
– Ох, – вздохнул Билл и добавил: – Бедняжка. Ты в последнее время очень много работаешь.
Люси заметила, что отец как-то особенно пристально смотрит на Карен; взгляда его она не поняла, и ей стало не по себе.
– Да, слишком много. – Карен потянулась, встала и проговорила небрежно: – Кстати, все собираюсь тебе сказать… На семейном обеде я, конечно же, буду, но что касается фуршета в пятницу вечером – не уверена. В шесть тридцать вечера у меня интернет-конференция со Штатами.
– О нет! – воскликнула Люси, извечная Поллианна
[75]. – Разве нельзя им объяснить, как это важно?
Карен стояла в дверях кухни.
– Да я уже пробовала, причем несколько раз, – сказала она, потирая пальцами усталые глаза и глядя на мужа. – Рик ничего слушать не желает. Однако на следующий день я буду обязательно.
– Как же грустно, что ты пропустишь фуршет – эти праздники у бабули и Левши всегда самые чудесные, – сказала Люси, которая и вправду не могла придумать ничего чудеснее семейного сборища в Винтерфолде, в доме, полном гостей, света и смеха.
Ее отец помолчал, затем встал из-за стола, подошел к раковине и вымыл детали кофеварки.
– Жаль, Карен, – коротко обронил он и принялся напевать себе под нос: – «И я прав, и ты права, и все у нас прекрасно!»
Люси сделала глоток напитка и поморщилась. Лимон оказался горьковатым, а вода в холодной комнате быстро остыла.
Огорчать отца не хотелось. После расставания с ее матерью он стал похож на печальную старую собаку. Бродил по новому дому в деревне в шлепанцах, пытался приглашать гостей на странные сборища типа вечеринки с корейским барбекю. Карен ему подходила. И – Люси была вынуждена признаться – Карен ей нравилась.
С ней было весело – когда она не смотрела странным взглядом. Карен любила «X Factor» и попкорновые фильмы, могла запросто цитировать «Предложение»
[76] и «Отпуск по обмену»
[77]. Как и Люси, она терпеть не могла «Реальную любовь»
[78] – говорила, что фильм слишком сусальный. Карен была умная, и работа у нее была просто потрясающая. Однажды Люси слышала, как Карен говорила по телефону с боссом и произнесла примерно пятнадцать фраз, в которых Люси не поняла ровным счетом ничего. Она очень хорошо подходила Биллу: расслабляла его и успокаивала, в то время как мать Люси изводила мужа вечной депрессией и разными причудами типа тай-чи, маточной перезагрузки и бикрам-йоги. Люси выросла с ними и видела, как тяжело приходилось отцу рядом с ее матерью. Карен была не из тех женщин, которые только берут, берут, берут. Она давала отцу Люси возможность быть самим собой. В самом начале, когда они только поженились, казалось, что Карен обожает его и внемлет ему так, словно он – голос мудрости. Порой у Люси возникало ощущение, что ее отец несет на себе клеймо «винтеризма» – надо делать вид, что все прекрасно, когда на самом деле дела шли плохо, и поддерживать настроение у окружающих на высоте, когда радоваться было нечему. Больше всего на свете ему хотелось получить одобрение родителей. При этом он всегда жил по соседству, под рукой, отличался неконфликтным характером и в итоге одобрения не получал. Люси расстраивалась. Он был самым лучшим отцом на свете, он был потрясающим врачом. Для него не существовало ничего тривиального. Он искренне заботился о людях. Взять хотя бы коленный бурсит у старого мистера Дилла – бедняга не мог ходить. Билл навещал его каждый день целых две недели, приносил бульон, просто сидел с ним и слушал его рассказы. Или палец Джо Торна. На прошлой неделе Джо рассказал Люси, когда та зашла в паб, что он порезал палец и потерял бы его, если бы не помощь ее отца. А еще Билл спас жизнь кошмарного Джеральда Лэнга на летнем празднике; это происшествие стало легендарным в семействе Винтеров. Еще был случай, когда отец Люси прыгнул в речку и вытащил на берег Туги, последнюю собаку бабули и Левши. Туги был одержим погонями за выдрами.
