Теперь Кэт все понимала. А тогда это ее просто удивило; она подошла к Джулии Уоллис и попросила, чтобы та ее тоже поцеловала. Джулия грустно посмотрела на нее и чмокнула в щеку. «Конечно, Кэт».
– Так что ты думаешь?
Только сейчас Кэт заметила, что телефонная трубка выпала у нее из руки. Она сидела в кресле и смотрела в окно, за которым уже стало темно. Открылась дверь подъезда и с щелчком закрылась.
– Что я думаю о чем?
– Тебе не интересно, где она? – громко прозвучал голос Люси на фоне потрескивания статики в телефонной трубке. – И как странно, что она почти не возвращается домой?
Было слышно, как поднимается по лестнице мадам Пулен.
– Какой глупый вопрос, – проговорила Кэт намного грубее, чем хотела. – Она была моей матерью… Она и есть моя мать. Изменить я ничего не могу, но это не значит, что я о ней не думаю. Или что я желаю говорить с тобой, чтобы ты написала об этом для какой-то там газеты.
– О, Кэт. Послушай, я ведь только…
Кэт протестующе подняла руку – так, словно кузина могла ее сейчас увидеть. Гнев бушевал в ее сердце.
– А ты, оказывается, настоящая маленькая проныра, да? Суешь нос не в свои дела. Ты столько времени не звонила, тебя не интересовало, что со мной, а тут появляешься, такая вся дружелюбная, потому что тебе от меня что-то нужно.
– Глупости, Кэт! Ты сама мне даже мейлов не шлешь! – Голос Люси задрожал. – Ты нас всех от себя отрезала – совсем как твоя мама, так что не делай из меня предательницу, ладно?
– У меня есть причина не приезжать домой. Ты не понимаешь…
Дверь квартиры с громким стуком открылась. Мадам Пулен швырнула на пол свой старый лиловый зонт.
– Идиоты! – выругалась она.
Кэт заметила, что сильно дрожит.
– Повзрослей, Люси, – сказала она, и ей было все равно, насколько грубо это звучит. – Просто повзрослей. А теперь уже мне некогда. Пока.
Она резко опустила трубку телефона на базу, тут же пожалела о своих словах и отвернулась от аппарата, стараясь унять горючие слезы, набрякшие в уголках глаз.
– Можно мне чая, Катрин? – Мадам Пулен швырнула пальто на пол и плюхнулась в кресло. – Не бери эти бокалы, я боюсь, что ты их разобьешь. Чаю можно? Большое спасибо.
Кэт расправила плечи и быстро потерла глаза.
– Конечно, мадам. Надеюсь, вы хорошо провели вечер?
Она посмотрела на наручные часы. Еще минут десять притворного разговора, а потом можно будет подняться к себе, лечь в кровать и смотреть на Люка, на его теплое и мягкое тело на кушетке рядом с ее диванчиком, на то, как он дышит. Лежать и ждать, когда навалится сон, а потом в комнату прокрадется серое утро и все начнется заново.
Готовя чай, Кэт молилась о том, чтобы ей не приснилась мать. Такие сны порой случались: Дейзи бежит к ней по пляжу в Дорсете, и ее волосы развеваются за спиной. А потом она крепко прижимает к себе Кэт и шепчет ей на ухо: «Прости меня. Теперь я вернулась и больше никогда не уеду. Ты моя малышка, и больше ничья». Кэт даже знала, где они станут жить – в крошечном коттедже директора школы рядом с церковью, пряничном домике с соломенной крышей и розами у входной двери. Этого домика хватило бы только для двоих.
Марта
Марта всегда любила подготовку к Хэллоуину, хотя теперь праздновать его было почти не с кем. Мало кто сейчас мог постучать в дверь и прокричать «Сласти или страсти!», не говоря уже о том, что свои дети выросли, а в деревне мало кто жил постоянно. Когда дети были маленькими, на Хэллоуин в Винтерфолде устраивали легендарное празднество. В те годы Хэллоуин был в новинку, а сейчас праздник, импортированный из Америки, стал повсеместным. Была у Марты «Комната ужасов», куда детей заводили с завязанными глазами. Там они могли прикоснуться к разным жутковатым сокровищам – например, к куску лимона, вставленному в бутылочное горлышко. Если любопытный посетитель «Комнаты ужасов» совал палец в горлышко бутылки, то впечатление у него было в точности такое, как если бы он потрогал глазницу мертвеца. А еще там были стоны призраков, и шорохи, создаваемые мятой газетой, и самый настоящий скелет, приобретенный Дэвидом для рисования с натуры. Скелет подвешивали на пути жертв «Комнаты ужасов» так, чтобы они могли прикоснуться руками к костям.
Дети всегда вскрикивали, порой плакали, а потом с аппетитом уплетали огромные порции чили с мясом. Это блюдо подавали украшенным верхушкой из золотистой кукурузной муки, с запеченным картофелем и сыром. Ожидание праздника царило в деревне несколько месяцев – какой новый ужас в этом году придумает миссис Винтер? Когда она приходила в Винтер-Стоук, ее сразу окружали восьмилетние ребятишки. «Миссис Винтер, а правда, что вы нашли голову, наколотую на копье?», «А правда, что у вас есть мертвый волк и вы собираетесь сделать из него чучело?», «А правда, что вы поймали привидение и держите его в комнате наверху?».
«Да», – отвечала Марта на любые вопросы. Дети визжали от восторга и разбегались. «Ой, в этом году будет еще страшней!»
Марта продолжала устраивать праздники, пока подрастали Кэт и Люси. Люси их обожала, а Кэт по-настоящему боялась. Дейзи много лет назад, конечно же, любила Хэллоуин.
Сегодня все было иначе, но Марта до сих пор ставила у двери старый пластиковый «котелок ведьмы», набитый конфетами, – на всякий случай, вдруг кто-то придет. И в этом году она была вознаграждена: около шести часов вечера пришли Поппи и Зак, дети викария Кэти
[65]; Поппи в костюме Гермионы Грейнджер
[66], а Зак в образе ужасного зомби. Красная краска и серебрянка у него на лице расплылись под дождем, и кое-где проглядывала кожа. Марта немного удивилась: когда прежний викарий, словно бы выходец из Викторианской эпохи, только переехал в эти края, он не разрешал своим внукам праздновать Хэллоуин – дескать, это языческий праздник, совершенно не годящийся для тихой патриархальной деревни. А детям Кэти праздники у Марты очень нравились. Они были хорошо воспитаны, радовались приключениям и очень любезно поблагодарили Марту за сласти – еще бы, ведь Марта никогда не жадничала.
Как только она выпустила Поппи и Зака на улицу, дождь полил снова, и Марта улыбнулась, слыша, как дети вопят от радости. Они побежали к поджидавшему их отцу, а Марта поежилась и вернулась в гостиную. Наклонилась и подбросила полено в камин. Затрещала смола, вверх подскочил шарик золотых искр, которые рассыпались над большим очагом. Марта от неожиданности отшатнулась и едва не упала. Она немного постояла неподвижно, прислушиваясь к стихающим крикам детей на извилистой темной аллее, к потрескиванию дров в камине, к вою ветра за окнами. В прошлое воскресенье часы перевели на час назад. Осень выдалась непогожая: мокрая, ветреная, с резкими и неожиданными заморозками. «Ну да, – подумала Марта, – ты еще скажи: «Сезон туманов». Вот ведь сентиментальная идиотка!»
