– Вы все ненормальные, – объявила Карен, взяв со стола тарелки и практически швырнув их на кухонный островок, за которым находилась кухня. – Почему вы храните молчание? То есть почему она вообще уехала? Почему не видится с Кэт? Безумие какое-то. – Карен сама услышала надменные нотки в своем голосе – и чем дальше, тем больше их становилось. – И Кэт ненормальная, если на то пошло. Засела в Париже и никому не разрешает ее навестить – будто она прокаженная.
– Ничего подобного. Кэт иногда приезжает домой.
Карен знала, что Билл очень любит племянницу.
– Просто она очень занята.
– Она на цветочном рынке работает – чем же она так занята? Раньше была потрясающей журналисткой, писала о моде и тусовалась со всеми великими дизайнерами, и все такое прочее, – а теперь торгует растениями в горшках. – Карен понимала, что говорит жестокие слова, но ей ужасно хотелось хотя бы раз вытащить мужа из раковины спокойствия, чтобы он дал волю подавленным эмоциям. – Билл, она не была дома больше трех лет. Ты не задумываешься почему?
Но ее муж просто пожал плечами.
– У нее там был парень, Оливье. Похоже, какой-то ненадежный. Он уехал в Марсель, а собаку по кличке Люк оставил на попечение Кэт – так говорила мама. В общем, там все грустно, у бедолаги Кэт. – Билл подлил себе вина. – А этот Оливье – просто кошмар.
Карен поймала себя на том, что ей хочется заорать.
– Что это значит? Он был наркоман? Что ей пришлось пережить?
– Я не знаю, Карен, – ответил Билл печально. – Не знаю и поэтому чувствую себя паршиво. Я с ней не говорил. За всем не уследишь, верно? – Он потер пальцами лоб, уставился на скатерть. – Я тебе рассказывал про Люси? Она хочет обо всем этом написать какую-то статью для газеты. Типа «Семейные тайны Дэвида Винтера».
Карен не сразу сумела переварить эту новость.
– Ничего себе название…
Билл растерялся. Карен заметила, как печальны его глаза, и у нее больно кольнуло сердце.
– Ты же знаешь, каковы эти газеты. Они не меняются. Обожают вынимать скелеты из… отовсюду.
Карен зазнобило в теплой комнате. Она встряхнулась, чтобы прогнать дрожь. Билл сложил руки на столе перед собой и подался вперед.
– Я не хочу говорить ей «нет», и все же вряд ли идея хорошая – ворошить все это. Мама будет расстроена.
– Я никогда толком не могу понять, что ты имеешь в виду, – призналась Карен. – Если ты меня спросишь, я скажу: Дейзи эгоистка. Кэт тоже. Они могли вернуться, но не возвращаются. Что касается Флоренс, то она не от мира сего. А Люси… Ей пора всерьез задуматься о своей карьере. Она то и дело говорит, что хочет стать писателем, достичь большого успеха и всякое такое, но при этом она ничего не делает.
Близость Билла с дочерью вызывала у Карен раздражение, и обычно, когда они ссорились, ей хотелось уколоть мужа. Да, ее раздражало то, как они смеялись над одним и тем же, как у него загорались глаза, когда он видел отправленную ему Люси открытку, или голосовое сообщение, или комикс из «New Yorker». Люси жила с отцом после развода, и их близость друг к другу не оставляла места для Карен. Люси была полна жизни, она была похожа на порыв свежего воздуха, она была слишком велика и неуклюжа для их крошечного дома. Карен не входила в их мир и старалась не переживать из-за этого, однако порой к ней все же подбиралось гадкое, ревнивое, детское желание причинить боль.
– Похоже, ты единственный, кому есть дело до родителей. Тебе одному приходится взвалить на себя все, что здесь происходит.
– Ничего я на себя не взваливаю. – Билл грустно усмехнулся. – Мне нравится навещать маму и папу. Я не похож на сестер. Я скучный. И люблю спокойную жизнь.
Они сидели за маленьким столиком и смотрели друг на друга. Наступила короткая пауза. Карен понимала, что испортила вечер и, видимо, ей лучше уйти. Она встала и скрестила руки на груди.
– Извини, день получился долгий. Я очень много работаю. Ты не возражаешь, если я сейчас отнесу открытку?
Билл остался за столом.
– Билл?
Помолчав еще немного, Билл произнес:
– Ты к Сьюзен идешь, да?
Дрогнувшим голосом Карен ответила:
– Да.
– Передай ей привет от меня.
– Передам…
Карен отвернулась и стала надевать пальто.
– Я тут вот о чем подумал, – проговорил Билл медленно и откинулся на спинку стула. – Пожалуй, тебе стоило бы отдохнуть. После нашего семейного праздника. Съездили бы во Флоренцию. Или в Венецию. Маленький отпуск в декабре, перед Рождеством. Как полагаешь?
Сердце Карен забилось так громко, что она испугалась, не слышит ли Билл. Она порылась в карманах пальто и протянула руку к связке ключей, лежавшей на столике. Она тянула время.
– Конечно.
Билл встал и подошел к жене.
– Я понимаю, тебе трудно…
Карен кивнула и запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Ее муж. Его карие глаза, такие серьезные, такие милые и добрые. Воспоминания вспыхнули кометой во мраке памяти. Эта вспышка напомнила Карен о том, что она не ошиблась, что между ними что-то было такое, особенное…
– Мы оба заработали отдых. Могли бы немного поупражняться в зачатии ребенка, – проговорил Билл тихо, будто по секрету.
Карен согнула руки в локтях, они с Биллом переплели пальцы. Карен сделала вдох и медленно выдохнула, стараясь утихомирить нахлынувшую волну тошноты. «Ты же врач, – хотелось прокричать ей. – Неужели ты не замечаешь, что на этом фронте больше трех лет ничего не происходит?»
Но она только покачала головой.
– Я не против.
– О… – Билл негромко рассмеялся и сжал ее пальцы. Руки у него были теплые. Он всегда был теплым.
Карен сказала:
– Мне пора. Сьюзен…
– Да-да, – кивнул Билл. – Наверное, я буду спать, когда ты вернешься. Трудный день.
– Конечно, конечно…
Карен взяла со столика открытку и отперла дверь.
– Доброй ночи, – произнес Билл еле слышно.
Поспешно шагая прочь от дома и дрожа от резкого осеннего вечернего холода, Карен понимала, что должна чувствовать себя свободной – но не могла.
Кэт
Кэт!
Я не смогу присмотреть за Люком в ближайшие выходные в ноябре. И вообще, Люк больше не моя проблема. Ты это ясно дала понять, когда забрала его у меня. Теперь по-другому не получится.
Если ты встретишься с Дидье в баре «Георг» в одиннадцатом
[52], он передаст от меня конверт. В нем – кое-что тебе в помощь. Надеюсь, ты оценишь.
