– Видели бы вы меня сейчас, профессор Коннолли, – сказала она вслух, ожидая, когда заворчит кофеварка, и вдыхая знакомые, успокаивающие запахи дома. Ее взгляд упал на письменный стол, и при мысли о том, что она вот-вот снова похоронит себя в какой-нибудь работе, ей чуть не стало дурно. – Да, я говорю сама с собой. Да, я чокнутая. И мне плевать, черт побери!
В квартире не было беспроводного интернета, поэтому Флоренс не могла узнать, кто пытался с ней связаться, тем не менее она понимала, что надо проверить автоответчик на домашнем телефоне, да и в смартфон заглянуть – и тот, и другой звонили непрерывно. Мобильный переполнился пропущенными вызовами, однако единственное, на что Флоренс обратила внимание, – и сердце ее радостно забилось – это текстовое сообщение от Джима. Флоренс вдохнула поглубже и прочла его:
«Благополучно добралась домой? Без тебя тут довольно одиноко».
Она почувствовала себя такой храброй, что ответила на сообщение. Торопливо набрала текст, делая в каждом слове ошибки и чертыхаясь:
«Прекрасно добралась. Долгая темная ночь моей души… но все позади. Спасибо за милую открытку. Я тоже скучаю по тебе, Джим. Могу я вскоре приехать и пожить у тебя? Привезу новых чашек для битья».
Отправив сообщение, она жутко испугалась – что же она натворила! – и швырнула телефон на диван; тот скользнул между подушек. А Флоренс даже мысль о том, чтобы его искать, была нестерпима. Она уже не сомневалась в том, что совершила ужасную ошибку, и чувствовала себя как подросток.
Демоны минувшей ночи ушли, но Флоренс прекрасно понимала, что они могут вернуться, и это несколько сбивало настроение. И все же она чувствовала необычайную радость и гадала – а будет ли она над чем-нибудь смеяться сегодня? Например, над тем, как пыталась покончить с собой снотворным отца, а случайно прихватила слабительное матери? На ее взгляд, в этом было что-то символическое: Дейзи убила себя таблетками из того же самого шкафчика, но Дейзи взяла правильные таблетки, и, кроме того, она принимала героин. Короче говоря, Дейзи знала, как себя убить.
И вот теперь Флоренс, которая так долго, все несколько последних месяцев, шла к этому моменту наедине с таблетками, к решению завершить свою жизнь, встала перед вопросом: что делать дальше?
Она позволила себе расслабиться и дать волю мыслям. Либо она что-то изменит в жизни, либо последует той же тропой и смирится с тем, что, начиная с какой-то точки, пойдет по кругу и вернется к той же развилке. Долгие годы Флоренс тренировала свой мозг: питала его, упражняла и развивала. Теперь ей предстояло прислушаться к нему и в миг просветления найти верный путь. Флоренс попыталась отследить нужную мысль, но, вероятно, цельная картина еще не сложилась.
– Я поступила правильно, – сказала она громко, подобрала страницы расшифровки стенограммы судебного процесса и аккуратно сложила на письменном столе. Взяла открытку от Джима. – Я поступила правильно. Я поступила правильно, – повторила она, сделала глубокий вдох и протянула руку к домашнему телефону, чтобы позвонить матери, но тут вспомнила, что вчера выдернула из стены телефонный провод.
Она воткнула вилку в розетку, но телефон не ожил. Тогда Флоренс сунула руку за диван и нащупала у стены свой мобильник. Помимо прочих, высветились два голосовых сообщения от Марты. Флоренс встала коленями на диван, скрипнувший под ее весом, и внимательно прослушала последнее сообщение.
– Послушай, Фло… Пожалуйста, позвони мне! Я не знаю, где ты. Ты вернулась в Италию? Похоже, у тебя не работает телефон. Дорогая моя, пожалуйста, позвони. Я… Здесь Кэт. Она вернулась с Люком. Мне нужно поговорить с тобой, кое-что тебе сказать. Я хочу увидеться с тобой. Позвони мне, милая.
Флоренс устремила взгляд на открытку от Марты, пришпиленную к стене – то давнее приглашение на юбилей, – вдохнула поглубже и почувствовала себя так, будто смотрит вниз с борта самолета, а за спиной у нее ранец с парашютом.
Приготовив еще чашку кофе, она позвонила матери.
– Алло?
– Алло? Кто это?
– Это я, ма. Фло.
– Флоренс! – с радостным облегчением воскликнула Марта. – О господи, милая, как ты? Я… я столько времени пытаюсь дозвониться. Я начала всерьез волноваться.
– Волноваться?
– Ну… у меня возникло какое-то глупое чувство…
Флоренс скосила глаза на пузырек с таблетками и улыбнулась.
– Да, я дома. Накануне вечером прилетела. У меня все очень хорошо. А у тебя?
– У меня тоже все хорошо. Фло…
Флоренс прервала Марту, вдруг испугавшись того, что произойдет дальше:
– Ма, я кое-что забыла, когда в последний раз была в Винтерфолде. Мои старые заметки о Филиппо Липпи. Они мне нужны для статьи.
– Хорошо, скажи, где они лежат, и я отправлю их тебе почтой.
– У отца. В кабинете. Вместе с остальными моими бумагами, на полке в шкафу, под энциклопедиями. Матерчатая папка, красно-черная.
Флоренс услышала, как мать идет по дому.
– Так, так… вижу папку. Выслать тебе?
– Да, мама, пожалуйста.
– Отлично.
Наступила пауза. Небольшая, наполненная ожиданием.
– Я хотела кое-что тебе сказать.
– Да? О… ну ладно. Давай первая.
Флоренс рванула с места в карьер.
– Прости меня за то, как я себя вела, когда была у тебя в последний раз. Понимаешь, предстоял суд, и все такое. Это меня слегка выбило из колеи. Я была несчастна. И эгоистична. Я не… В общем, прости меня.
– Простить тебя? – Марта рассмеялась.
Флоренс напряглась. Она уже гадала, не стоит ли положить трубку, когда Марта произнесла смягчившимся голосом:
– Не тебе надо просить прощения… Милая Фло, когда ты вернешься? Очень хочу повидаться с тобой. Поговорить. Поговорить по душам.
Одним пальцем Флоренс осторожно подвинула пузырек с таблетками по кухонному столу.
– Точно не знаю… Я ведь только что сюда возвратилась. Какое-то время я не смогу уехать, есть дела… Может быть, в августе?
– В августе? – произнесла Марта упавшим голосом.
– Мама, тебе нужно, чтобы я приехала?
– Нет. Да.
– Что происходит? С тобой все хорошо?
– Со мной все просто прекрасно… – Марта вздохнула. – Фло, дорогая, ты кое-что должна узнать.
Флоренс ушла из залитой солнцем кухни в полумрак большой гостиной. Ее сердце стучало, как барабан. Чтобы крепче стоять на ногах, она оперлась ладонью о бюро. Хорошо, что она дома одна и никто не видит ее лица. Этого мгновения Флоренс ждала большую часть своей жизни – точнее говоря, с тех пор, когда ей было девять лет, и вот теперь этот момент настал, а она не хотела, чтобы это произошло.
– Знаю, – вымолвила она.