По дороге на фабрику «Сайлекс» Тина спросила:
– А на что это ты копишь?
Запираться бесполезно, подумала Стелла. Сестра наверняка сумела сопоставить вопрос о ренте и мелочь в розовом носке. И Стелла озвучила свой план, сразу ощутив, что, облеченный в слова, он сделался еще более преступным.
– Я хочу отсюда уйти.
Вопреки ожиданиям, Тина не поняла: лицо ее вытянулось вопросительно, и Стелла пояснила:
– В смысле, хочу поселиться где-нибудь в другом месте. Без папы и мамы.
– С Кармело, да?
Тинины глаза чуть из орбит не выскочили, сверкающие белки стали видны вокруг всего диаметра темно-кофейной радужки.
– Стелла! – восторженно пискнула Тина.
– Нет, не с Кармело. – Стелле пришлось сделать усилие, чтобы не выдать раздражения. – Одна. Сама по себе.
– Одна? Почему?
Некоторое время сестры шагали в молчании – Стелла обдумывала, как бы подать все Тине.
– Ну, просто я больше не могу жить в одном доме с папой.
Не упоминать же о плотоядных взглядах Рокко! И тем более – о новом открытии: что Тина Стелле больше не союзница. Что у Стеллы на Бедфорд-стрит вообще союзников не осталось.
– Отца я ненавижу, сама знаешь. Меня от него тошнит. Так не может продолжаться.
Поскольку Тина не ответила, Стелла проследила ее взгляд. Слева была детская площадка. Времени – семь сорок пять утра, зима, холод; мамаша лет двадцати зябнет у песочницы, где ее малыш, в синем шарфе и красной вязаной шапочке, с энтузиазмом орудует в снегу лопаткой. Тина этого малыша глазами чуть не пробуравила. Стелле сразу пришло на ум поверье о сглазе; она схватила сестру под локоть, ускорила шаг.
– Короче, если еще малость подкоплю, пожалуй, смогу устроиться одна, как мисс Миллер с третьего этажа.
Слава богу, Тина ее слушает. Значит, Стелле удалось разрушить чары, отвлечь сестру от прелестной картинки, от зависти к счастливой молодой матери.
– Буду работать, – продолжала Стелла, – кофейники делать. Деньги копить. Жить самостоятельно. Как тетя Розина, помнишь? Она ведь тоже откладывала деньги, что выручала за шелковичных червей.
Тина нахмурилась.
– А кто для тебя стряпать станет? Чем ты питаться собираешься?
– Ай, да не все ли равно? Мне бы только отсюда поскорее сбежать! – Потная лапа, словно наяву, опять тискала ее грудь. Стелла стряхнула наваждение. – Умру, если не сбегу!
– Небось не умрешь. Обвенчайся с Кармело – вот тебе и выход. Папа тебя не удержит.
Другая лапища, больше и грубее отцовской, проникла Стелле под шарф и пальто, снова стиснула – только не грудь, а сердце.
– Тина, я не хочу замуж за Кармело.
Как сестра может предлагать подобное? Они ведь всю жизнь бок о бок живут! Неужто Тина никогда к Стеллиным словам не прислушивалась?
– Ни за Кармело, ни за кого другого, Тина, я не выйду. Замужество не для меня!
Раздражение Стеллы росло. Она была на грани истерики.
– Это не шутка и не блажь! Отцом Небесным клянусь и Пресвятой Девой! Почему ты мне не веришь, Тина? Почему?
– Я тебе верю, – промямлила пристыженная Тина.
Однако было ясно: Тининой веры хватит до фабричных ворот. Максимум – до разговора с Ассунтой, Антонио, Кармело, Рокко или любой подружкой. Стоит только Тине оказаться подальше от Стеллы, как она станет, подобно им всем, пожимать плечами, усмехаться и говорить, что и сама не понимает, почему у нее сестра такая упрямая.
Несколько минут сестры шли молча. Стелла унимала ярость, боль, разочарование. Когда впереди показалась фабрика, Тина спросила:
– Куда же ты подашься?
– Не знаю пока. Мне сейчас главное – скопить как можно больше.
– Я тебе помогу! – пылко пообещала Тина, крепким пожатием зацементировав свою неожиданную клятву.
А вопросов оставалось еще так много! К кому обратиться? Можно ли снять комнату, подобно Кармело, только не в мужском общежитии, а в женском? Существуют ли такие заведения? Стелла по-английски двух слов не свяжет; как она станет объясняться с хозяином жилья? А если окажется, что он не общежитием заведует, а притон содержит? Или к отцу ее отправит?
В конце концов Стелла решила, что откладывать два доллара в неделю вполне реально. Разумеется, надо будет изворачиваться; ну да ничего, у нее отмазок целый арсенал; уж она заморочит Антонио несуществующими расходами. Ей бы пятьдесят долларов скопить; пятидесяти хватит на первое время.
А вот хватит ли духу? Удастся ли побег?
И если не удастся – каков запасной план?
В последний раз Стелла отказала Кармело Маглиери в Вербное воскресенье сорок седьмого года. Вышло неуклюже, а все потому, что Кармело ее застал врасплох. Впрочем, так им всем и надо – ему и родне. Пускай знают, чем чревато загонять Стеллу в силки, будто зверушку какую-нибудь.
С утра Фортуны отправились на мессу в церковь Святого Сердца. Повторяли молитвы за падре, получили освященные веточки, бросили несколько монет в кружку для пожертвований, причастились. Прямо из церкви пошли к Перри в гости. Тетушка Катерина подала жесткую, как подошва, жареную треску и блюдо постных закусок – маринованные овощи, сыр проволоне и соленые бобы люпина. Домой возвращались с головокружением от домашнего вина, жмурились на тусклом мартовском солнце и согревались мыслью об апельсиновом пироге, загодя испеченном Ассунтой.
Не успели прийти и снять пальто, как раздался звонок в дверь. Антонио, который обыкновенно открывать не ходил, аж подпрыгнул, метнулся в прихожую, да еще и крикнул:
– Ассунта, давай кофе вари!
Как тут было Стелле не напрячься?
Она проскочила в кухню.
– Мама, мы кого-то ждем?
Ассунта не ответила. Руки ее, отмерявшие ложечкой кофе для кофеварки, почему-то дрожали. Никогда она лукавить не умела.
Раздался повторный звонок.
– Кто пришел? – почти беззвучно спросила Стелла.
Ассунта расплескала кофе, поспешила протереть столешницу, но не произнесла ни слова.
Ах так? Ладно же! Стелла поспешила прочь из кухни, проскользнула через прихожую прежде, чем Тони справился с замком, и заперлась в ванной комнате. Там она села на крышку унитаза, сжала кулаки и навострила уши.
Вполне предсказуемо раздался жизнерадостный тенор Кармело. Нет, ну здесь же все его заждались!
– Что за славный денек! – расслышала Стелла.
Далее последовали неизбежные гостевые банальности:
– Дядюшка Антонио, очень мило с вашей стороны было меня пригласить. Тетушка Ассунта, я бы кофейку выпил. Ого, и пирог будет! Красота-то какая!
