Книга Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны, страница 105. Автор книги Джульет Греймс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны»

Cтраница 105

– Пап, у вас же с мамой целый дом! Две спальни без толку стоят, только пыль собирают, – убеждал Джо. – Пусти нас пожить, а? Ненадолго, только пока деньжат поднакопим на новую квартиру.

Джо не хуже Тони знал, что никакой новой квартиры не будет, поскольку никаких деньжат он не поднакопит. Этого не знала Ассунта; или делала вид, будто не знает. Плакала, умоляла, пилила мужа, пока тот не процедил «ладно». Выдержка у Антонио была уже не та, что в прежние времена, и Ассунта все чаще добивалась своего.

Вот так Джо с семьей и обосновался на Олдер-стрит, дом 4, напротив Караманико и Маглиери. Чудно́, правда: на одной стороне улицы толпа девчонок, на другой – толпа мальчишек. Джо и Микки заняли меньшую спальню, а в большей, по примеру Кармело, поставили двухъярусные кровати для дочерей.

Прошло три года. Непохоже было, чтобы Джо и Микки хоть сколько-нибудь продвинулись на пути «поднакопления деньжат». Скорее у них появился новый план: дождаться, когда дом естественным путем станет их собственностью.

Что касается Стеллы, она ходила в номер 4 только при крайней необходимости.


Стелла отключила стиральную машину, вынула и развесила белье (веревка с катушкой тянулась между ее и Тининым домом). Оставив корзину на крыльце, вошла в дом. Пожалуй, она посмотрит телевизор. Только сначала перекусит, а то под ложечкой сосет. С этой мыслью Стелла заглянула в холодильник.

Там обнаружилась миска пасты с соусом – остатки вчерашнего ужина. Стелла достала миску, вооружилась вилкой, но прежде налила себе второй за утро стакан, а к тому времени, как прикончила пасту, успела выцедить и третий. Мозг скукожился – иными словами, больше не давил на темя и виски; сердце бухало где-то в горле, возле черной дыры сознания, зато похмельный синдром отпустил, трансформировался в полноценное, умиротворяющее опьянение.

Стелла отлично помнила день, точнее вечер, когда алкоголь явил ей свою истинную силу. Это было в сороковом, первой хартфордской зимой. Стелла, Тина и Ассунта пили, потому что Антонио не пришел домой с работы; глушили вино стаканами, пока всех троих не развезло, так что об игре в карты можно было забыть.

Взгляд упал на старую-престарую, восемнадцатого года фотографию: отец, мать и покойная малютка Маристелла. Фотография с некоторых пор висела на холодильнике. Пока Стелла сама была молодая, ей не открывалась истинная красота тогдашней, девятнадцатилетней Ассунты. Обычная юная женщина, простодушная, честная, без уловок и финтифлюшек – в обобщенности образа, в духовном родстве с миллионами женщин была Ассунтина сила. А вот понимаешь это, только когда взрослеешь.

Думая об Ассунте, Стелла налила четвертый стакан.


Мать ушла полтора года назад, в декабре шестьдесят восьмого.

Тем вечером Тони и Ассунта сидели в кухне за столом. Они только что поужинали. Тина мыла посуду. Услыхав грохот, обернулась. За столом был только отец. Мама съехала на пол, ударившись головой о радиатор. Всю дорогу к больнице Тина не выпускала материнской руки, а доктор сказал, Ассунта умерла мгновенно – еще дома.

Диагноз им назвали, разумеется, по-английски. Красивое такое слово, звучное, мудреное. Никто его не запомнил. Если коротко, у Ассунты отказало сердце. Возможно, этот самый недуг убил ее отца в столь раннем возрасте.

Когда на ней расстегнули платье – думали, может, еще откачают, – из бюстгальтера выпал пучок сушеной мяты, пережатый клипсой, какие бывают на фасованном хлебе.


В последние минуты не Стелла была с матерью, а Тина; такое ничем не компенсируешь.


Тем летом Тина потеряла работу. Новые хозяева фабрики вышвырнули почти всех, кто стоял у конвейера. Тине было только сорок восемь – странно в таком возрасте остаться не у дел. Почти год она билась, пока нашла новое место, для получения которого не требовалось сдавать экзамен по английскому языку. А до того Тина, можно сказать, жила в родительском доме. Отец еще иногда подрабатывал на стройке, но только в летние месяцы. Он страдал диабетом – Ассунта замучилась стряпать для него диетические блюда. Хлопот добавляли и внучки. От Микки толку ждать не приходилось. Прийти в кухню на готовенькое – да, это по ней; а чтобы самой наварить-нажарить – тут к Микки не обращайся.

Когда Арти пошел в садик, Стелла решила устроиться на работу. Место отыскала быстро – уборщицей в офисе страховой компании «Главное – семья». Кармело был против и не скрывал этого; Стелла подозревала, что наносит удар по его самолюбию. Хорош итальянец, у которого жена чужие конторы убирает! Самой ей нравилось новое положение вещей: от нее тоже доход и польза, есть куда скрыться из опостылевшего дома, и вообще, уборка помещений ничуть не хуже, чем прочие занятия. Особенно если учесть, что Стелле полтинник и двадцать лет она нигде не числилась. Смена длилась с трех до восьми, чтобы тетки с ведрами и швабрами не мельтешили среди белых воротничков, которые честно зарабатывают на хлеб с девяти до пяти. Среди уборщиц были женщины с Ямайки; они напоминали Стелле давние времена, когда она с матерью, Тиной и Джо трудилась на табачной плантации и усваивала первые английские фразы именно от темнокожих уроженок этого знойного острова. Однако большинство составляли пуэрториканки; эти болтали между собой на испанском, выстреливали емкими словами и удивленно фыркали, когда Стелла вмешивалась в разговор. О чем идет речь, она, как правило, не понимала, но порой оказывалось, что слова и звучат по-калабрийски, и означают то же самое, что на ее родном языке.


В тот день, когда Ассунту постиг сердечный приступ, никто на Олдер-стрит не знал, как связаться со Стеллой. Уборщицы кочевали из офиса в офис – не угадаешь, где они в данную конкретную минуту. Оставалось ждать конца смены. Бернадетта позвонила в диспетчерскую, но там сказали, что сообщений не передают.


Заплаканная Берни встретила Стеллу в прихожей, с порога всхлипнула:

– Мама! Бабушка умерла!

Бернадетта не любила ни вранья, ни розыгрышей. Не была она и бестолковой. Но Стелла почему-то решила, дочь либо врет, либо разыгрывает ее, либо что-то путает. Полчаса понадобилось Берни, чтобы втолковать матери страшную истину. Разговор походил на верченье в беличьем колесе, под конец Стелла разразилась нервным смехом. Надо же, какая упрямая у нее дочь, вот втемяшила себе в голову чушь какую-то! Болен Антонио, а не Ассунта, это во-первых. Во-вторых, Ассунте всего-то шестьдесят девять. В-третьих, и в-главных, она никогда не упала бы замертво у старшенькой за спиной; она дала бы подготовиться.

А потом до Стеллы дошло. И свет для нее померк.


Поминки перед погребением, бдение у гроба помнились Стелле как страшный сон. Слишком многие любили Ассунту; любовь была слишком сильна, а потеря – слишком неожиданна. Присмирели даже Стеллины бандиты в своих пиджачках с полупротертыми локтями, в дешевых, неумело повязанных галстучках. Маленький дьяволенок Арти все четыре часа (именно столько времени к Фортунам шли друзья, родственники, соседи) проплакал, причем в манере своей покойной бабушки – слезы размером с горошину беззвучно катились по круглым щечкам, пятнали шелковый галстучек.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация