Денис не оглянулся, будто знал, кто именно вышел к нему, продолжал опираться на перила и разглядывать двор далеко внизу. Все, что было в гостиной, — спектакль. И знали об этом всего два человека. Дурацкая постановка для окружающих. Вот, что не давало покоя, прожигало насквозь. Здесь, сейчас будет по-настоящему. Глеб щелкнул зажигалкой, закурил, выпустил струйку дыма.
— Неожиданно получилось, — медленно сказал он.
— Что именно? — уточнил Басаргин.
— Курить на одном балконе два года спустя.
— Не скажу, что рад этому.
— С балкона — могу уйти. Из ее жизни — вряд ли.
— Угрожать не надо.
— В отличие от тебя, я не угрожаю. Я буду с ней, пока она сама меня не прогонит.
— Так ты уж постарайся, — криво ухмыльнулся Денис. — Потому что если ты ее обидишь…
Второй раз тебе с рук не сойдет, слышишь? Глеб замер. Ему казалось, что это никотин, который он втягивал в себя, медленно разрушает его способность двигаться, расползаясь ядом по телу. Второй раз. Второй.
Он повернул голову и посмотрел на Басаргина. Устал. Смертельно устал от неизвестности, мучившей его несколько суток. Все напускное слетело вмиг.
— Он был ее мужем?
Денис долго и пристально смотрел в глаза Парамонова. Отвернулся, потушил сигарету в пепельнице, с силой раздавил окурок, смяв фильтр, и снова поднял взгляд на Глеба.
— Не знал?
Теперь — узнал. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
— Откуда? — устало проговорил он. — У них фамилии даже разные.
Денис усмехнулся — неожиданно искренне, по-доброму.
— Ксюха — дурочка, все за независимость воевала, — но так же резко лицо снова стало другим. — Я тебя предупредил.
— Я понял, — мрачно ответил Глеб. Выпустил облачко дыма. От дождя даже на балконе было душно. Впрочем, ему в любом случае не хватало бы воздуха. Оправдываться два года назад смысла не имело. Сейчас — в чем оправдываться? Сейчас — все просто. — Я ее люблю.
— Я тоже.
Баш на баш.
Самое страшное, что теперь даже любить было поздно. Ее муж умер на его столе два года назад. Поэтому сейчас она с ним. Он не спас. Косвенно, но он сам это все сотворил. Он уничтожил ту девушку с фотографии возле кукурузника, которая всегда смеялась.
Но ведь сейчас она смеется тоже! Ведь ему не кажется?
Впрочем, их признания не столь уж равнозначны. Ксения однозначно любила своего брата. А его самого… он не знал, почему она позволяла оставаться рядом столько времени. Не знал. Но ведь сам подписался на это!
— Лучше бы ты тогда меня все-таки удавил, — хмуро рассмеялся Глеб. — Или посадил надолго. Стольких проблем избежали бы.
— Я спасатель, а не душегуб, — взгляд Басаргина стал совсем тяжелым. — Не знаю, почему именно ты… Но пусть так, чем… какая она была… Короче, не облажайся снова.
— Кто облажался? — заинтересованно спросила Ксения с порога балкона. — И в чем?
Глеб вздрогнул и резко обернулся к ней. В глазах на мгновение вспыхнула синева и тут же погасла. Он снова скрылся за маской.
— Я облажался, — сообщил он. — Я — облажался. Рассказывал, как мне алкаш по уху съездил. Помнишь, в мае? Мы его к психам везли, а он как-то не очень соглашался.
— А ты не можешь без своих алкашей, да? — фыркнула она.
— Я люблю свою работу! — торжественно сообщил он. Прекрасно зная, что ее не проведешь.
— А я не люблю алкашей, — скорее мрачно, чем торжественно сказала Ксения и повернулась к брату. — Динь, пошли отпрашиваться. У меня завтра рейс, а они от радости чуть ли не ночевать собираются оставлять. В детство впадают, не иначе.
— Какой ночевать! — возмутился Басаргин. — Мне на базу к четырем утра, они рехнулись? И где тут спать всем?
— А я знаю? Даже если б было, лично я хочу домой, — Ксения вздохнула, взяла за руку Глеба и, развернувшись, вошла обратно в комнату.
Точно так же за руку она вывела его из квартиры, после сорокаминутной борьбы троих против двоих. Силы были неравны, и победителями вышло младшее поколение.
Она держала Глеба за руку в лифте. И когда они вышли на крыльцо. И когда шли к его спорткару. И оглядываясь на прощание к брату. Денис это видел. Видел их сплетенные пальцы. И улыбку на ее губах видел тоже, а к Глебу резко, сразу, вдруг — прилепилось ощущение, что это тоже продолжение спектакля. За два года ничего настоящего. С чего вдруг решил — что это его и настоящее. Только если молчать, только если ничего не говорить.
Но ощущение ее пальцев в его ладони медленно сводило с ума. Его. Она — его. Усадил в машину. Сам сел за руль. Не выдержал. Скользнул рукой, помнившей прикосновение, по внутренней стороне ее бедра, там, где кожа гладкая, а тело — мягкое.
— Я соскучился, — пробормотал он.
— И я соскучилась, — Ксения откинула голову и смотрела на него. — В следующее воскресенье не поедем. Что-нибудь придумаем. Хочешь, в Стретовку твою убежим.
— Хочу, — ладонь нырнула под юбку. — И отключим телефоны.
Она кивнула.
— Поехали домой. И телефоны отключим.
— Сегодня уже не позвонят.
Убрал ладонь. Завел двигатель, тронулся с места.
Музыку не включал, пытался сосредоточиться на дороге, но вместо этого во всем его существе отчаянно пульсировала дикая мысль: а что если не будет на следующей неделе Стретовки? Никогда больше не будет у них двоих Стретовки, стоит только ей обо всем узнать?
Она рядом — спокойная и расслабленная. А узнает — возненавидит? Что ей тогда сказали про врача? Что-то же ей сказали, это же было общее семейное мнение, что он убил… он виноват. И на самом деле она ненавидит его. Из всех чувств — только это. Ему самому впору себя возненавидеть — он не спас. Это ее он не спас тогда. Не того парня, а ее.
Глеб сглотнул и выкрутил руль, чтобы съехать на обочину. Резко, так, что подбросило. А потом снова обернулся к ней. И обхватил руками ее плечи, притягивая к себе и тяжело дыша.
— Ты что? — Ксения удивленно подалась к нему, коснулась его щеки пальцами, потом губами. — Все нормально?
— Ты мне нужна, — выдавил из себя Глеб.
— Тебе Денис что-то сказал? — спросила она, нахмурившись.
— Нет, — он уткнулся лбом в ее лоб, зарывшись пальцами в волосы на ее затылке, и закрыл глаза, — ничего. Все хорошо. Просто я… я сегодня почему-то подумал, что не будь тебя, ничего бы у меня не было. Совсем ничего, Ксёныч.
— Ты шантажист.
— Еще какой.
— Тогда и я буду, — она снова улыбалась, когда коснулась его губ легким поцелуем.
Будь. Только будь. Неважно как. Неважно почему. Будь.
