— Что мне за это будет?
— Что хочешь.
— Ты ставишь меня в условия, в которых мы ничего не посмотрим, а проторчим в гостинице.
— Я?
— Ты!
— То есть, я тебя принуждаю?
— Самим фактом своего существования. У меня рефлекс. Стойка.
— И я, наверное, должна быть польщена, — буркнула Ксения и «вспомнила» про инструктора. — А вы сами в легенды верите?
— В эту — нет, — отозвался он. — Мокрое пятно образовалось на месте старого рва. Его засыпали в пятнадцатом веке.
— А в какую — да?
— Не знаю. Ни в какую.
— Начинаешь верить в факты, теряется очарование, — выдал Парамонов.
— Да? — воззрилась на него Ксения.
— Да! Про Катерину прикольнее, чем про ров.
— Интересно, чем это?
— Романтика, — авторитетно заявил он.
— Тоже мне, романтик выискался! — Ксения показала ему язык и вернулась к инструктору, очень быстро обнаружив пару общих знакомых, которые летали на шарах в других командах.
Ехать в Каменец-Подольский на фестиваль воздушных шаров было Глебовой идеей. Его очередной идеей, потому что откуда в этой лохматой буйной голове бралось столько мыслей сразу, можно было только догадываться. Но почти за два месяца она привыкла. И часто проще было согласиться, чем объяснять, почему нет. Даже при их обоюдном упрямстве.
И теперь он напоминал ей восторженного щенка на прогулке, тягая ее по городу, затащив в крепость и в итоге посадив в корзину аэростата. Его фраза «Я все придумал» частенько вызывала желание уточнить «Шо? Опять?»
Но, тем не менее, пока Ксения летела в очередном рейсе, он забронировал гостиницу, что было проблематично при наплыве туристов именно на фестиваль, заказал прогулку на шаре и даже собрал ее чемодан. «Спорим, такого неба ты не видела?»
Но уж он-то точно такого неба не видал никогда.
И, спустившись на землю и подхватывая ее руку, вел дальше. Все время вел ее дальше. Возможно, даже не задумываясь куда. Улицами и мостами через каньон. Заглядывая в закоулки, где прятался настоящий, а не туристический Каменец. И где возле антикварной лавки было развешено чье-то белье, а чуть дальше, на лугу паслись козы.
А потом — контрастом к этому — маленькая, будто игрушечная кондитерская с самыми вкусными пусть не на земле, но на этом краю света круассанами.
— Чай или кофе? — привычно спросил Глеб, когда они стояли, разглядывая замысловатую витрину, а девушка в фирменном переднике раскладывала по тарелкам их заказ.
— Отстань от меня со своим чаем, — рассмеялась Ксения. — Не люблю я чай. Совсем не люблю. Лучше уж воды из-под крана.
— Кофе так кофе! — усмехнулся он.
И еще через пару минут они сидели за маленьким столиком у большого окна — тоже будто кукольным. Впрочем, все здесь напоминало кукольный домик со смешными надписями на стенах: «Если вы съели весь торт целиком, не разрезая, то получается, что вы съели один кусочек». Или «Сегодня едим, завтра — худеем. Этого правила придерживаться каждый день».
— Атмосфера абсолютной мимимишности, — оглядываясь по сторонам, констатировал Парамонов. — Давай я тебя сфоткаю.
— Не хочу одна, — заявила Ксения, откусывая от круассана огромный кусок, и добавила с довольным выражением лица и полным ртом: — Ешь, а то не достанется.
— Поем. А со мной сфоткаешься? Мы барышню попросим, — он кивнул на девушку за витриной.
— С тобой — да.
Через пять минут они со своими чашками — ее с кофе и сливками, замысловатым облаком возвышающимися над кромкой, и его с фруктовым чаем — сидели, весело улыбаясь, позировали, пока официантка, она же кассирша, она же бариста, она же кондитерша делала снимки на его телефон.
— Ксень, давай еще пирожные возьмем. Для фотографий. Нет ничего мимимишнее фруктовых корзиночек, а? Я даже их съем потом. Давай? И у меня будет много мимимишной тебя.
— Дома! — выставила она условие, прищурив глаза.
— Чего дома? — не понял Глеб.
— Есть будешь дома. И кормить тебя буду я.
— Да не вопрос!
— Ты обещал! — хохотнула она и, подхватившись, в два шага снова оказалась у витрины, выбирая пирожные.
Парамонов недолго ее рассматривал. Девушка, сосредоточенно разглядывавшая лакомства, была чудо как хороша. И теперь уже он мысленно посылал к черту эту кондитерскую и весь этот город, думая об огромной кровати в их номере.
Жестом показал работнице заведения отдать ему телефон. И, пока Ксения возилась, сделал ещё несколько снимков. Хоть она и не хотела одна.
— За это ты будешь наказан, — как ни в чем не бывало сообщила Ксения, возвращаясь на свое место за столиком с бесконечно добрым выражением лица.
— Понесу любое наказание. Какое хочешь. Если это не исключает возможности целоваться. Я тебя уже сорок минут не целовал.
— Вот над этим я и подумаю, — совершенно серьезно сказала Ксения, откинувшись на спинку скамьи, заменявшей в кафе стулья.
— Ну, пока ты думаешь, я воспользуюсь моментом, — Парамонов вскочил, перегнулся через стол и дотянулся до ее носа, оставив на нем быстрый поцелуй.
— Пирожное в руки взяла! Ща я тебя запечатлею!
Удивленно вскинув брови, Ксения послушно, без слов, взяла в каждую руку по кондитерскому шедевру и замерла в ожидании вылетающей птички. Но едва Глеб навел на нее камеру, тут же скрыла лицо за пирожными.
— Хитрюга! — возмутился он.
— Я еще не начинала.
— А то я тебя не знаю! Улыбнись, а! В камеру!
— Ну вот объясни мне, — вздохнула Ксения, слизывая крем, которым были украшены фрукты в песочной корзинке, — почему я должна улыбаться в камеру?
— Потому что у тебя красивая улыбка. И фотки будут красивые.
— Угу, — кивнула она, продолжая увлеченно поедать пирожное, — и эти самые фотки тебе важнее, чем я живая.
— Ничего подобного, — хмыкнул он, параллельно щелкая ее жующей, — но, когда ты живая где-нибудь над Австрией летишь, мне остаются только фотографии. Потому будь любезна, улыбайся на них.
— Не убедительно, — констатировала Басаргина.
Доела корзинку и, подперев голову рукой, все же приняла подходящую позу для фото с означенной улыбкой на лице.
— Ненатурально!
— А ты эксперт.
— Так! Не заговаривай мне зубы. А то заставляю съесть и второе!
— Я-то съем, но тогда ты останешься без десерта, — Ксения придвинула к себе блюдце со вторым пирожным.
— Ксёныч, я в любом случае при десерте — у нас одна комната и одна кровать.
— Да-да, — согласилась она, слизывая новую порцию крема, — я именно об этом и говорю.
